За весь концерт я практически не шелохнулась (я!). Добрую половину вообще провела с закрытыми глазами.
Музыкантов я не замечала вообще.
Пост-рок - это вообще не из людей, не про людей, это не музыка, это звук.
Я замираю и проваливаюсь в звук.
Вибрирует низкими частотами в грудной клетке, и - летишь. Перед тобой (внутри тебя, вокруг тебя - все пространство становится) - фьорды, север, и сотворение миров, и вселенные создаются и рушатся, разворачиваются и опадают, снова выстраиваются моря, и миры - все летит через тебя на огромной скорости - картинкой, ощущением, даже нет, тем, что находится там, где заканчивается даже танец, то, как в голове моей пишутся по-настоящему письма, и все в тебе, через тебя случается, и свет, очень, очень много света - та часть мироздания, которая настолько огромна и невероятна, что не то что не вмещает в себя человека - но здесь видишь, как человек песчинка у подножия скалы, и это прекрасно, неимоверно, сверхъестественно прекрасно, и ты летишь насквозь, дальше и дальше, бесконечно.
Я утыкаюсь плечом в плечо Аланкуна, или держу Соню за руку, или кладу голову на плечо - я вообще не здесь, но это беспредельно важно - родное плечо у твоего плеча, якорь, который даже оттуда связывает тебя с этим миром человеческих масштабов, который даже оттуда возвращает тебя обратно, не в меньшее - но в другое - всего лишь плечо у твоего плеча.
Все люди, на самом деле, обнимают по-разному.
Всего несколько человек на этом свете обнимали меня так, как обнимает Соня, и, конечно, ни один - совсем так.
Она обнимает тебя вся, целиком, всем существом, эта хрупкая, растрепанная, длинноволосая Соня, обнимает безраздельно, без остатка, без границы, без вопроса, безоговорочно, так что сердце екает от нежности, держишь ее в охапке и единственное, что выявляется из этой заливающей нежности - бесспорная, безоглядная готовность на все, только бы защитить ее, уберечь от всего зла мира, жгучее желание всеми своими силами беречь и защищать почему-то, и не тронуть, и не задеть, и охранить.