За всю сессию из-за расписания ни разу не смогла выбраться в станицу - сегодня первый день после перерыва.
На входе стоят две конские головы из льда - праздновали крещение.
Я расстраиваюсь, что все позабыла наверняка - пока не ловлю себя на том, что чищу и седлаю лошадь безошибочно, как будто и не надо было этому учиться.
После перерыва решаем сделать разогревочное занятие, без отработки элементов, просто вспомнить, как это - когда лошадь, почувствовать все снова, поправить посадку и так далее, по мелочи. Подо мной спокойная наша Волга, полчаса без седла, полчаса в седле. Замечаю, что основные вещи уже на автоматизме, как будто и никак нельзя по-другому - носки вверх, колени к бокам, поводья не отпускать, руки не поднимать, спину чуть назад, коридора не давать - и так далее, далее, множество мелочей, который так неимоверно трудно было держать в голове одновременно на первых порах. Теперь уже держит тело, голова в другом. Вслушиваться в лошадь, ловить детали, врастать в нее.
"Разогревочным" занятие так и не вышло - закончилось все тем, что я училась брать барьеры.
Брать. Барьеры. На лошади.
Выводишь с круга на прямую, прижимаешь ноги совсем, летите к планке, шенкель - и вот это замирающее сердце, которое пропускает удар за полсекунды до того, как лошадь прыгнет, как ты прыгнешь вместе с лошадью, нет, взлетишь, не страх, не беспокойство - но замирание предвкушения и на самую каплю волнение, которое все разом исчезает, когда вы отрываетесь от земли и перелетаете через планку - там, в этой точке, нет уже ничего, кроме мгновения, в котором с тобой случается мир.
А потом снова земля, рысь, похлопать лошадь по шее, и заход на новый круг.
Уже не помню, после которого, Руслан машет рукой - хватит на сегодня. Я послушно выезжаю - что могло случиться сегодня чудеснее, чем эти взлеты на лошади. Внутренне готовлюсь - сейчас еще пара кругов шагом, чтобы лошадь остыла, и расседлывать.
Но Руслан улыбается - погода, говорит, хорошая стоит, езжай по полям прогуляться. Я замираю и прикусываю едва не вылетевшее "а можно галопом?" - наглеть-то уж не стоит, и так тебя без присмотра одну в поля выпускают, зимой, отвечают же и за тебя, и за коня.
Я киваю головой счастливо, проезжаю пару шагов, как вдруг Руслан кидает следом: "Ты Волгу-то в галоп поднимай, она под тобой хорошо идет".
У меня перехватывает дыхание, так что я только и могу выдавить "спасибо!" - и выхожу в рысь.
Конюшни и манеж остаются за спиной, я вижу маленько проторенную тропку, подбираю повод, с благодарностью вспоминаю, что стремена мне подтянули коротко, как я люблю, и мы выходим в галоп.
И, боже мой, какой это галоп.
Над ленью Волги шутит вся конюшня - кроме Руслана. И вот здесь я поняла, почему. Ни одна лошадь подо мной не выдавала такого галопа, кроме, возможно, скакуна Шумахера. Ни одна не летела так стремительно, едва касаясь копытами земли, так технично и невероятно рьяно.
Мы летим сквозь заметенные белые поля, я в одном свитере, вокруг ни души, только белый снег, проносящийся мимо, с этого момента Волгу уже не надо подгонять, только чувствовать, едва пригнуться к шее и лететь, лететь вперед, перемахивать через канавы и не замечать редких кустов, все вперед и вперед, пригибаясь к шее лошади, и кажется, что это никогда, никогда не закончится, и никогда не начиналось, и все, что было всегда - лошадь, летящая над снегом и хрупкая фигура в седле - продолжение ее, и свист ветра в ушах, и больше ничего и никого, только полет точки в белизне.