Я была уверена, что не напишу про "Трудно быть богом" ничего.
Но нет, напишу.
Я не буду там бла-бла-бла про то, чем он крут, чем нет, и вообще есть отличная рецензия Эко, кто хочет, пойдет и почитает. Или сам Ярмольник местами хорошо говорит. Или много кто еще.
Я вообще не про фильм, я про себя.
Я очень хорошо знала, на что я иду. И периодически, конечно, возникало вот это: но нельзя же, нельзя снимать настолько беспросветно, нельзя так не давать воздуха, но зачем же весь этот гепернатурализм, зачем все так.
А потом я сидела в кино, и в какой-то момент сильнейшее отвращение мерзостью происходящего во мне перещелкнуло и сменилось вдруг грустью, тоской и болью - за всех, за каждого, кто появлялся в кадре. То, чего даже теоретически не должно было случиться, потому что, кажется, там - неоткуда. Категорически, предельно, гипертрофировано неоткуда. Но нет - такое вот чувство, когда хочется тихо встать на колени и всем сердцем молиться за тех, кто перед тобой сейчас делает мерзейшее, страшное и отвратительное - равно за дона Румату и за черное братство, и, конечно, за режиссера, который умер, создавая такой мир.
В таком состоянии я и смотрела дальше весь фильм до конца.
И оказалось, что смотрела-то я на самом деле ради этого.
И мне очень стыдно за свое "но нельзя же". Не из-за каких-то там достоинств фильма - а потому что дай бог каждому дышать так, как ему дышится. И уж точно не мне судить о том, зачем эта картина. Потому что почему-то же она со мной так сделала.
Такие вот дела.
Равно пуст, равно достоин любви, равно будущий Будда.