И еще - моментами.
Через сумерки в поле идет игреневая кобыла - рыжая с белой гривой, рядом неловко трусит пегий жеребенок. За их спинами возвышается остов замка Шаакен, над головами идет на посадку пассажирский самолет. Я лежу в высокой траве далеко от всех и смотрю в небо.
Высовываюсь из окна машины, и в лицо ударяет густой запах сухой травы и влажной земли. Вдруг понимаю, как мало этим летом была в полях, кружит голову невозможно, мимо строгой линией летят старые немецкие ясени, кое-где прореженные снарядами Второй мировой, коршун или лунь - не умею толком разбирать - разворачивается на крыле совсем близко к машине.
Заросли полыни, малины и крапивы заканчиваются покосившимся забором с колючей проволокой, я аккуратно подбираю широкий подол и перелезаю через него, приземляясь во влажную темную землю. Злата и Добрый остаются в сумерках по ту сторону, я наступаю так, чтобы крапива не жгла голые ноги и мягким шагом иду к отяжелевшей к сентябрю яблоне. Яблоки сладкие, тонкокожие, крупные, собираю в подол как сияющий янтарь, сокровищем.
Высота Мюллера (ну конечно того самого садовника Мюллера - понимаем мы), пахнет деревом, концом августа и Балтикой, свежий чабрец в руках, ребята достают инструменты и тихонечко играют, по обе стороны раскинулось море - шшшшш, молчи, слушай всей кожей, смотри всем сердцем, вбирай в себя. Совсем скоро будет твоя дюна, а пока молчи и слушай, и предвкушай, и любуйся.
Место-которого-не может-быть, тонкая коса песка посередине моря, дюны уходят на восток.
Огромные, в полнеба сети для птиц, и беспременно шутящий экскурсовод-сотрудник в оранжевой футболке. По беспомощным вопросам в своей голове понимаешь, как мало, как ничтожно мало ты знаешь - со всеми этими тоннамми прочитанных когда-то книг - все еще почти ничего. Кожа зяблика прозрачная, как кошкин коготок, выпархивает, окольцованный, стремительно и на взлет.
В машине тесно и весело, голос расправляется и встряхивается, очень, ужасно любишь всех этих людей, с которыми так хорошо (а всего недавно они разворачивались и возвращались через ночь обратно к морю - просто потому что ты потеряла дурацкую повязку на голову, которая тебе так чертовски дорога), и песни хорошие и правильные.
Ночью в поезде просыпаешься на остановке - привычка трассы просыпаться, когда останавливается машина - и видишь за окнами пустые лесовозки, рвущиеся в небо, как инопланетный тростник, и вагоны для сыпучих, похожие на вереницу инопланетных животных, сосредоточенных и угрюмых. Сквозь небо по диагонали падает яркая звезда, гравий под колесами кажется россыпью алмазов.