Допиваю последнюю кружку кофе из ароматных, горьковатых зерен, которые были куплены на Дурмстранг (по правде говоря, оставалось всего на три кружки - не думала, что сварю столько кофе за четыре дня), мое понимание того, где и кем я хочу работать, сузилось до четкого вектора, и теперь я уперлась рогом и буду стучаться туда, пока меня не возьмут так или иначе, раньше или позже.
На самом деле, как бы я ни вскидывала голову своей самодостаточности, поддержка семьи - это ужасно здорово. Особенно отца, у которого большую часть моей сознательной жизни были четко определенные представления о том, кем я должна быть, и которые я совершенно не собиралась оправдывать.
А потом так - оп, и уруру и гармония. Все всем доказала)
На завтрак - молочная овсяная каша с коньяком и корицей, на улицу - светлая широкополая шляпа с амстердамской барахолки к светлому пончо, на столе - вереск с побережья, камни из моря и яблоки из Коломенского, на ночь - геймановские истории.
В каждое время года больше всего на свете люблю то, что происходит в "сейчас", но ощущение "своего" времени осенью неперешибаемо.
<...>
Предостереженья «ты плохо кончишь» - сплошь клоунада.
Я умею жить что в торнадо, что без торнадо.
Не насильственной смерти бояться надо,
А насильственной жизни – оно страшнее.
Потому что счастья не заработаешь, как ни майся,
Потому что счастье – тамтам ямайца,
Счастье, не ломайся во мне,
Вздымайся,
Не унимайся,
Разве выживу в этой дьявольской тишине я;
Потому что счастье не интервал – кварта, квинта, секста,
Не зависит от места бегства, состава теста,
Счастье – это когда запнулся в начале текста,
А тебе подсказывают из зала.
Это про дочь подруги сказать «одна из моих племянниц»,
Это «пойду домой», а все вдруг нахмурились и замялись,
Приобнимешь мальчика – а у него румянец,
Скажешь «проводи до лифта» - а провожают аж до вокзала.
И не хочется спорить, поскольку все уже
Доказала.
(с) Полозкова