Я никогда в жизни не писала таких огромных отчетов. Обычно я все же переплавляю все в достаточно лаконичные истории, убирая лишнее.
Но как-то так получилось, что в этой стене текста для меня лишнего нет.
Предположу, что интересно разве что причастным.
(С художественностью тоже так себе, потому что сил и терпения это все вычищать у меня нет.
И ты закроешь брешь, как если бы у меня был сын.
I. ТеньI. Тень
Генерал.
Я в сотый раз перечитываю Ваше письмо из-за Завесы, которое и без того уже знаю наизусть, и мне кажется, я не достойна ни одного слова.
Генерал, вы когда-нибудь теряли путь? Я должна быть достаточно сильной, чтобы выйти на него самостоятельно, ведь так?
Хорошо, что вы сейчас меня не видите.
Как больно, что я не вижу Вас.
Этот семестр начался с тумана, который стремительно сгущался в темноту, мглу и холод.
И в этом тумане не было огней.
Это очень смешно и наивно - мне казалось, что, выбрав путь, я больше не столкнусь с вопросом "куда дальше". Только оказалось, что это пока я его искала, у меня всегда было дело. Искать.
Я бы рада справиться сама, но не выходит. У мастера нет на нас времени. Декан как всегда не может меня даже дослушать. Лейтиса нет в школе.
А я что.
А я потерялась. То есть я знаю, чем и кем я хочу быть там, в далеком будущем, знаю точно и ясно.
Но я не знаю, что мне делать сейчас. Я не могу найти не то чтобы точки приложения сил, нет, этого хватает, но своей ступеньки на пути.
Это невыносимо.
Мне стыдно носить беретку. Мне кажется, что я заливаюсь алой краской, когда мне тыкают ей.
"Кто эта мелочь в берете моего мужа?", - бросает, уходя из стекляшки, Генриетта. Гофман заливисто смеется, Владек улыбается "вот и познакомились", а мне хочется или всех убить, или просто перестать существовать прямо здесь, не знаю, чего больше. Я не шелохнулась. У меня еще хватит достоинства.
Не выдерживаю я потом, в очередной ссоре с Имир, когда ору на нее так, что Мастер Всадник потом выйдет узнать, "что за мужской голос кричал?", и швыряю берет ей в лицо со злым "Так забирай!"
Генерал! Я сражался всегда, везде,
как бы ни были шансы малы и шатки.
Я не нуждался в другой звезде,
кроме той, что у вас на шапке.
Но теперь я как в сказке о том гвозде:
вбитом в стену, лишенном шляпки.
XIV. ВремяXIV. Время
А вокруг происходит школа. Я подсматриваю за распределением, участвую в посвящении Князя, становлюсь куратором волшебной Аури, кажется, даже справляюсь с чем-то, плохо помню. Честно говоря, я даже не помню, с кем и как я провожу первый вечер.
Все начинается с нашего занятия по зельеварению. Я очень хочу спать, невыносимо, и едва ли не краем сознания удивленно наблюдаю за Мастером всадником, которого знаю достаточно хорошо, чтобы видеть, что что-то совсем не так. Она говорит об искусниках и делает нам всем странное зелье - зотс во мне накрепко запрещает это пить, но после минутного сражения между осторожностью и безграничным доверием к Мастеру всаднику побеждает второе. И я выпиваю.
Искусник зелий обещает нам три часа, в которых воплотится вся удача нашей жизни, без остатка. А потом удачи больше не будет никогда никакой. Что, конечно, означает для волшебника очень, очень скорую смерть.
Я думаю, что надо идти и использовать шанс, а потом разобраться с последствиями. Я думаю, что надо вообще понять, что за чертовщина с Мастером всадником.
Но на самом деле больше всего я хочу пойти лечь спать.
Несколько довольно важных для меня разговоров, но не слишком.
У меня есть феноменальная удача, но на этот раз нет для нее достойного дела.
Понятия не имею, как вообще жить с этим осознанием.
VII. УзыVII. Узы
У меня есть пара идей, как снять это, но я присоединяюсь к Логосу с их планом.
Потому что я хочу разделить со своей ветвью их беду.
У нас не было трех часов. Удача закончилась через полтора. Обман Мастера всадника, чем бы она ни была сейчас - еще одно, что я не знаю, как переживать. В этот момент я понимаю, что сил на то, чтобы понять, что с ней, у меня сейчас нет. Просто нет. Пока этим занимаются Ракоци, пусть занимаются.
На самом деле это потому я старалась больше не общаться с искусниками, а даже не потому что зотс. Я не знаю, как быть с обманом людей, в которых я верю.
План Логоса - это переработанная шалость с прошлого семестра. Жемчуг слов, который варится вместе, ультимная манифестация и жертва магии слова, которую ты готов заплатить за собственную жизнь. Пока мы определяем размер платы, мне кажется, что для меня магия слова не так уж необходима и, пожалуй, соразмерным будет разве что отдать ее насовсем. Только когда я говорю это вслух, меня накрывает осознанием, насколько я ошибаюсь. Вообще-то отдать жизнь мне хочется больше, чем жить ее без магии слова. Какая ирония, снова понимать истинную ценность в момент потери.
Внутри себя в битве соразмерности я схожусь на пяти годах и обещании Имир, которое мне так важно было у нее взять.
Мастер Гофман отдает свою удачу на день, чтобы у нас все получилось. Вдруг я вижу и его другими глазами.
Время катится по рельсам, я делаю какие-то дела, хожу на лекции, но ничего не находит отклика в моем сердце, куда все ухает, как в черную дыру. Хочу отвлечься на игру в бисер, но идея игры ради самой игры вызывает у меня слишком много возмущения. Идите прочь.
Генерал, история, конечно, в том, что как бы я ни была связана миром, мой путь всегда был путем войны. Кампании и сражения, стратегия и боевой дух. Что делать, когда ты теряешь врага? Я не умею создавать его искусственно, я слишком не умею врать. И ждать тоже не умею.
Генерал! Я боюсь, мы зашли в тупик.
Это -- месть пространства косой сажени.
Наши пики ржавеют. Наличье пик --
это еще не залог мишени.
И не двинется тень наша дальше нас
даже в закатный час.
III. ВетерIII. Ветер
На искусника чар я попадаю почти случайно, выходя с Логоса.
Изящный разворот мистрисс Арпад - и у нас остается два часа. Два часа, через которые мы станем персонификациями нашей любимой чары. Той самой, которая остается у нас одна, и которую так хочется теперь творить, воплощать в пространство. И, если находившиеся в стекляшке почти поровну делятся между Инсендио и Торменцио, я, как всегда, хочу абсолютной тишины.
Время ускоряется и летит вперед, ректор запрещает нам всем покидать горницу, где мы с Ингой, ловя друг друга с полуразворота, разрабатываем противоядие - чару в ответ на чару. Я шиплю на каждый громкий голос, кто-то разумный встает у входной двери, чтобы она не хлопала, я силком пытаюсь удержать в себе стремительно исчезающую человечность. Тому, что происходит со мной, невероятно трудно противостоять - посередине моей черной дыры, моей безысходности без опоры, разливается тишина. Лучшая чара, мое вдохновение и мой стержень, та самая, что была неизменной частью любых троек, которые я кидала одну за другой, приводя себя в порядок в тяжелые времена, воплощается во мне, заполняет меня серебристым светом.
Как только мы заканчиваем чару, а ректор подсказывает ключ, обрывается последняя нить, накрепко связывающая меня сейчас с людьми здесь. Да и выносить их я больше не могу.
Нас все еще не выпускают по одному, но я беру под руку Яблоньку и мы уходим в лес.
Наш тихий, мерный разговор журчит в темноте и растворяется в лесу. Я ложусь в высокую траву и смотрю в небо. Меня накрывает тишиной я становлюсь ей - это не счастье, это гораздо больше, воплощенное рубедо происходит во мне. Я не вернусь в школу. Яблонька укроет меня от всех и дождется вместе со мной того самого, последнего мига. Какой конец может быть выше? Мне кажется, еще недавно мне почему-то думалось, что это нечестно и так нельзя. Я больше не помню, почему. Тшшшшш. Не приближайтесь. Я больше не часть вас. Я свершаюсь.
IX. ДолгIX. Долг
И только где-то на грани сознания вдруг вспоминаю голос маленькой девочки. "Бьянка, я могу поговорить с вами после занятия? Мне это важно". "Конечно мы поговорим", - отвечает другой голос.
Бьянка - это я. Бьянка Драгош. Бьянка Драгош не может уйти, не выполнив обещания.
Потом я попрошу Ариадну повторить это чудо для меня. Она не откажет.
Яблонька, приведи ко мне Руту, я не могу идти туда.
Передо мной сверкает та самая чара, которую мы с Ингой придумывали когда-то в предыдущей жизни. И вся тьма моего нигредо захлестывает меня снова целиком. Я не помню, падаю ли я на землю, или только Яблоньке в плечо. Я не помню, что происходит. Я не хочу так жить. Я хочу только одного - вернуть то, что было со мной только что. Пожалуйста. Или прекратить все совсем.
Но сначала у меня есть дела.
Генерал! Только душам нужны тела.
Души ж, известно, чужды злорадства,
и сюда нас, думаю, завела
не стратегия даже, но жажда братства:
лучше в чужие встревать дела,
коли в своих нам не разобраться.
Аури я встречаю на крыльце.
Там же Имир, и Эржбетта, и еще какие-то люди. Я узнаю, что это Имир была среди тех, кто шел за мной в лес. С одной симплой. Узнаю, почему не пошла Эржбетта. Какие-то голоса говорят мне, что рады, что я вернулась. Я киваю и очень жду момента, когда смогу попросить мистрисс Арпад повторить. Девочки спешно уводят ее с моих глаз.
Я отвожу Аури на скамейку и впервые узнаю ее историю. И утешаю, как умею, делясь кусочками своей, и рассказывая о Генерале, и пытаясь выстроить стержень и опору в океане чужой боли. "Отсекать лишнее и утешать боль", - будет говорить нам вскоре ректор о пути мастерства смерти. Я буду улыбаться внутри себя - разве не этим я и занимаюсь уже так давно.
XXI. СмыслXXI. Смысл
Пока я рассказываю, строгий взгляд Генерала все четче проступает передо мной. Появляется улыбка Лейтиса. Пронизывает моя собственная боль потери и страсть свершения. Потом будет Логос и Гофман. "Что значит, только поговорить с девочкой? А меня кто будет беречь?". Эржбетта. Я все еще чудовищно хочу перестать быть, но я уже помню, что это путь слабости.
Мне нужен учитель.
Двадцати минут мне хватает, чтобы научиться аппарировать.
С солнцем следующего дня я стучусь в дверь лавки в Кракове. И, кажется, дальше только и могу, что с переменным успехом пытаться не рыдать за широким столом и пытаться что-то объяснить человеку, который и без того видит меня насквозь.
Я никогда не понимала, как он это делает. Как подбирает именно те слова, которые переворачивают меня и встряхивают, как руками разводит надо мной тучи так, чтобы я снова увидела сияние своей единственной звезды. "Бьянка, у тебя всегда хорошо получалось быть фонарщиком".
Я не могу сказать, что все мои беды мгновенно снимает рукой. Но в школу от Яна Лейтиса я возвращаюсь, снова найдя опору и дорогу.
Хорошо. Давайте работать.
X. ЖертваX. Жертва
Генерал.
Я бы хотела рассказать вам о внутреннем сиянии, о нужности и вдохновении.
Но сначала я расскажу о другом. О том, за что я никогда себя не прощу.
Ваша супруга прибыла в Дурмстранг, чтобы стать деканом Светоча, не в лучшие времена. Гриндевальд сделал ее искусником на второй месяц, когда она еще не успела очаровать школу, а школа еще не успела ее принять. И если до этого я предприняла несколько не слишком удачных попыток поговорить с ней, как искусника я старалась обходить ее подальше. Артефактология никогда не была моей любимой дисциплиной.
Это было время жесткого ранжирования задач для нас и выбора наиболее критической из имеющихся. Генриетта Драгош была настолько разумной, что даже в состоянии искусника так и не стала критической проблемой школы в наших глазах. Мы тогда пытались идти на опережение и пробовали варианты пресекать возникновение дальнейших угроз, а не разбираться с уже имеющимися, отставая на два шага. И, при необходимости, помогали студентам не умирать.
Мне наивно казалось, что у меня еще есть время познакомиться с Вашей супругой ближе, когда (если) мы разберемся с происходящим. Нелепо, не правда ли?
Она справилась самостоятельно, как настоящий Драгош. Она сама снова стала человеком - чтобы к концу месяца совершить великое делание и стать великим артефактом. Теперь на школьном причале стоит дверь на Ту сторону школы (честно говоря, мы пока сами до конца не понимаем, что это), а Генриетты Драгош больше нет. Я знаю, что это прекрасный конец для волшебника, знаю это тем более отчетливо теперь, чуть не став чарой, знаю, что за нее можно только радоваться. Я все это знаю.
Но это никак не меняет то, что Генриетта Драгош мертва, а я даже не успела с ней толком поговорить.
Она оставила мне Ваш живой портрет, Инсендио ультиму в одной руке и Делювиум ультиму в другой, осознание того, как просто можно не успеть поговорить и теплую улыбку, с которой зажигала свои артефакты.
А я не успела ничего.
VIII. ЕдинениеVIII. Единение
Дальше - дальше на взлет.
Искусник создания и воплощенная Речь. Эржбетта и Герда рядом. Честно говоря, я даже не успеваю осознать про "кажется, теперь взрослые - это мы", просто принимаю как данность.
На самом деле мы думаем и действуем очень медленно, и это сильно бросается в глаза. Мы не привыкли к такому темпу и таким задачам, но все же быстро учимся, порой тоскливо вспоминая о том, как хотели перед семестром, например, зауютиться где-нибудь с Эржбеттой и Имир, пить глинтвейн и говорить в кои-то веки о девочковом.
Но здесь война, которая пока щадит нас, но мы пока ее отчетливо проигрываем. И уже точно знаем, кому.
То, что между делом приходится спасать то себя, то других, не делает процесс быстрее, зато нарабатывает технику и собранность.
Где-то в паузе мастер находит время на пару кругов вокруг озера со мной и Вреской. Пожалуй, это первый разговор, который действительно похож на урок. Каждое слово о пути мастерства смерти звучит во мне камертоном. Да, все так, и уже давно. Да, я готова.
Ритуал, который мы готовим, выглядит довольно неплохо, мне нравится жертва и в целом лаконичость. В качестве деяния со стороны Мастера Смерти и его подмажников мы планируем выезд в Аушвиц, к которому нас с Вреской снаряжает искусник Создания.
XIII. РасплатаXIII. Расплата
Я не знаю, в какой момент и почему ритуал вдруг стал мистерией. Понятия не имею, какой была аргументация. Меня не было при переделке.
И, честно говоря, я мало что понимаю в мистериях.
В круге стоят трое мастеров, которых еще не коснулась жуткая, неестественная метаморфоза - мастер песни, мастер жизни, мастер смерти.
Кажется, что все идет хорошо, пока ректор не падает навзничь, только начав читать свой текст.
Коньюктивитус ультима - говорят они.
А мы понимаем, что где-то ошиблись. Возможно, не защитились. Возможно, Лучий не мог этого читать. Возможно все, что угодно.
Мастер всадник смотрит на нас с Вреской и говорит, что нужно закончить мистерию. Мы готовы сделать это, как подмажники. Переглядываемся, шутим, - ну, на кладбище как раз ровно две свободные могилы.
Генерал, как быть с этим? Как быть с доверием к учителям, к близким людям? Откуда брать способность не доверять в необходимой степени?
В моей голове тогда метнулась мысль, что надо бы сначала постараться обезопасить себя, ведь мы уже немного знаем, с чем столкнемся. Что надо посоветоваться с Эржбеттой, что-то придумать. Метнулась - и исчезла, потому что я не могла думать ее, когда передо мной стояла Мастер всадник и говорила, что нужно сделать это сейчас. Точно так же, как я не смогла отказаться от бокала с зельем, который она вложила мне в руки. Сокрушительное осознание своей слабости, с которой не можешь справиться. Ректор будет говорить нам с Эржбеттой совсем по другому поводу: "Потому что есть люди, которым вы не сможете противиться. Если я подойду и захочу увести вас в лес, вы пойдете со мной". Я киваю. С ним. С Мастером всадником. С Гофманом. Не говоря уже о Лейтисе.
Как быть с людьми, которыми восхищаешься?
Мы встаем по обе стороны от меча мастера смерти. И хором читаем текст, который должен был читать мастер.
Мы доходим до самого конца и внутри вдруг вспыхивает крошечная искра надежды.
А потом все заканчивается.
XII. СудXII. Суд
Раннее утро, я бегу по траве следом за братом, спотыкаясь и чуть не падая - мы знаем, где искать клад, и опередим сейчас всех-всех-всех...
Отец грозно и молча смотрит на нас, не говоря ни слова, прямо перед нами опрокинут здоровенный котел, густая жидкость разливается по книгам и бумагам, залезает мне в сапожок. Нам ужасно страшно...
Я первый раз сбегаю из дома, теряюсь в лесу, не знаю, куда идти и что делать дальше, сажусь на незнакомый корень, сжимаю кулачки и стараюсь не плакать...
Картины моей жизни вспыхивают передо мной одна за другой, я снова смотрю на них, прохожу насквозь и иду дальше. Я знаю, что в конце пути. Я знаю, что каждый шаг приближает меня к абсолютной, неотвратимой смерти. Как только я дойду и встану снова рядом с Вреской, меня не станет.
Где-то фоном я думаю только одно - "Господи, как глупо. Мы же знали, с чем столкнемся, почему, почему мы ничего не сделали. Как овцы, просто пошли и повторили то, что видели, чем заканчивается".
Гостящая Имир, нелюдимая и колкая. Моя первая волшебная палочка, которую мы едем покупать с Грегоровичами. Долгие, восхищенные рассказы дедушки о Гриндевальде. Подвал и фигура отца. Домашняя библиотека и старые свитки...
Дурмстранг. Распределение и моя маленькая трагедия. Неуютный и полутемный дом Ракоци, первый журавль прямо в дверях, страшные взрослые. Ром, который наливают мне ночью Мастер всадник и Дева лозы...
Я не могу ни замедлить этот бег, ни повернуть. Я все быстрее иду в темноту на том конце пути.
Доходит до Стерх.
До Лейтиса.
XIX. ПринятиеXIX. Принятие
Вдруг в меня ударяет внезапно вернувшимся ощущением собственного тела. Я распахиваю глаза и инстинктивно заглатываю ртом воздух.
Вокруг колдокрыло Дурмстранга, ректор сидит подле нас.
"Я никогда не стал бы проводить вас через это, но к лучшему, что так само случилось. Бесценный опыт для вашего пути. Теперь переживите его".
Я медленно сажусь на кровати. Ректор уходит, мы с Вреской остаемся вдвоем.
Больше никого нет. Никто не ждет у дверей, никто не переживает, никто не радуется. Никто не знает, через что мы проходили на самом деле, пока лежали без сознания. Это и к лучшему.
Это тогда меня в первый раз по-настоящему пронизывает одиночеством нашего пути. То, о чем потом будет говорить Вреска, когда никто не заговорит с нами, когда мы вернемся, проводив Руту.
Мы молчим.
Трудно стряхнуть с себя оцепенение. Все как будто проходит мимо.
Меня накрывает после, когда я выхожу на улицу и вдруг вижу сыплющийся с неба снег. Первый снег. Много-много белоснежных легких капель.
Я живая. Живая. Я в Дурмстранге, я живая, у меня есть руки, ноги и магия, у меня есть учителя и друзья, и живая и буду жить, и стремиться, и видеть солнце и звезды, и белый снег, и смеяться...
Я стою под снегом и плачу. От переполненности.
Чем отплатить за этот дар?
Генерал, вы часто чувствовали себя по-настоящему живым?
V. Мастер СмертиV. Мастер Смерти
Конечно, следующим будет искусник смерти.
Мы были почти уверены, что на факультативе будет уже он, но нет времени любопытствовать, нужно переписать ритуал. Да и я без того знаю, чем все закончится. Искусник смерти, как и искусник жизни - самое безопасное для меня, я достаточно четко знаю свой путь, чтобы власти их не было надо мной. Уверена, что студенты тоже справятся.
Персонификацию моего пути служения я встречаю уже в Ракоци и не боюсь его. "Ты. В этой школе есть мальчик, который потерял отца. Найди его и утешь".
Я уже знаю, кто мне нужен. Штепан здесь же, они с Лулуди готовят какой-то ритуал.
Я собираюсь с силами и вытаскиваю его разговаривать.
Понятия не имею, откуда берется вдохновение, но это, пожалуй, лучший разговор в моей жизни - впрочем, я обычно и не разговариваю подолгу. Никогда не думала, что мой голос столько может. "Сделай что-то, чем ты будешь гордиться", - пан Ян, я, кажется, выполнила и ваше задание. "Недавно мне давали выпить Глоток надежды. Но ты лучше", - говорит Штепан.
"Подойди сюда. У тебя больше нет твоего проклятия". Я кланяюсь и отступаю, не зная, как реагировать. Никогда не считала родовое проклятье Драгошей чем-то плохим, скорее, дополнительной привилегией. Впрочем, возможно, это противоречит пути. Наверное, искуснику виднее.
Жутко говорить это, но вообще-то это были неплохие часы. Ректор, от которого разбегаются все, кто его видит, и которого волнует только служение. Который готов говорить с тобой, как только ты подойдешь. Который готов учить.
XVI. ЛюбовьXVI. Любовь
Впрочем, все это о другом. По совету Мастера жизни я собираю Нож и мы успеваем увидеть ректора в короткую пятиминутку просветления. Наверное, только тогда я понимаю, насколько мне действительно важен этот человек - и вовсе не только как тот, кто может научить меня мастерству. Я держу его за руку и в последнюю минуту, глядя в глаза, обещаю, что сделаю все возможное, чтобы его вернуть.
Время заканчивается. Мы торопливо покидаем преподавательскую.
Три часа ночи.
Вреска предлагает сделать мистерию на слове ректора. Уже на этих словах я примерно знаю, как это должно выглядеть, а главное - слышу тональность. Все последующие шесть часов будут мучительным поиском этой тональности. Геката бесценна, после короткого задания, которое будет уточнено только раз или два, она уходит писать стихи, на которые у нее уйдет столько же времени и сил - мы все очень устали и очень медленны. И сделает идеально то, что нужно.
Люди вокруг будут меняться, будут колебаться идеи и предложения. Когда участников будет становиться больше пяти, все неизменно будет терять конструктивность. Я выжидаю и перевариваю.
Когда встает солнце, мы с Гекатой остаемся в горнице Ракоци, кажется, вдвоем. Рядом сидит Огняна, которая приносит нам кофе. Откуда-то возвращается Яннике.
И за полтора часа мы со свежей, хоть и тоже не ложившейся, Яннике заканчиваем и дошлифовываем, выводим в лаконичность и завершенность.
Нож готовит завтрак. На очереди Князя и Ракоци будут символические блинчики, у Врески - тринити.
В девять утра я иду будить и инструктировать дом Князя. Кто-то с Логоса потом будет говорить, что сначала меня хотели убить, но потом посмотрели в глаза и резко передумали.
Эржбетта быстро пишет защитный ритуал, который должен замкнуть на мне волеизъявление в пространстве мистерии. Петру приносит для него жертву. Лулуди дает благословение, Ангьялка - феликс.
В половину все собираются в стекляшке и мы проводим тестовый прогон. Я прошу всех отрепетировать и выхожу на лестницу. Где-то тогда Язон шутит про меня - "майор Драгош".
XV. ДарXV. Дар
Где-то тогда совершается мое личное чудо. Я вдруг вижу, как все задания розданы, слова сказаны, и студенты повсюду начинают доделывать, отрабатывать, наводить лоск и придумывать изюминки. Начинается восхитительная оркестровка. Уже помимо меня, без моего участия. Я сижу на ступеньках, уткнувшись в пана Мироздание, а вокруг меня набирает обороты запущенный механизм.
Тогда я вдруг понимаю, что никуда не брошу этот дом и эту школу. Что мое место, во всяком случае пока, безусловно здесь, и я отчетливо вижу, зачем.
Кто-то выглядывает из стекляшки. "Бьянка, они устали, там начинается разброд. Надо поговорить с людьми. Я понимаю, что на это нужны силы, но..." Я коротко киваю. "Иду".
Я не думаю о том, какое право у меня вообще есть на то, чтобы что-то говорить им всем, младшим и старшим. О том, что я никогда не выступала публично. О том, что я вообще-то понятия не имею, что говорить, и даже не собралась с мыслями. О том, что я вообще-то всегда боялась людей.
Я думаю только о том, что обещала ректору. И делаю то, что должно.
Вреска доваривает тринити. Я вдруг вспоминаю, что так и не написала завещание - а, впрочем, какая разница.
Мы идем.
На самом деле, у меня нет слов, чтобы описывать мистерию. Солнце в огромные окна, лицо ректора, которое меняется с каждой частью.
Его слезы.
Только тот, кто несет свое сердце
В худую копилку чужих умов,
Знает царственный голос
желанья "не быть".
Приходи подбирать незадачливых учеников,
Что не веря, надеялись так, как могли бы любить.
Где ты бродишь, рыбак, с сетью, полной сердец,
Под холодной звездой волхвов?
Этот мир будет твой,
потому что тебе все равно.
Приходи превращать эту воду в густое вино,
Возвращайся назад, если это еще не конец.
Генерал, вы были бы мной довольны?
XVII. БремяXVII. Бремя
Какой бы ни была эйфория, ничего еще не закончено. Мы все еще пытаемся чинить последствия, а не причину. Наш вчерашний ритуал все-таки тоже был проведен, но сил уже хватило только на то, чтобы закрыть школу. И ничто не мешало выводить мастеров за ее территорию - были пути, которые мы не могли перекрыть. А лишать себя возможности покидать Дурмстранг мастер жизни не мог.
Пока другая оперативная группа готовит ритуал, который должен прервать цепочку действий Гриндевальда, мы с Эржбеттой пытаемся придумать, как нейтрализовать его самого.
Ректор считает, что в школе есть только два человека,которые могут сравниться волей с Геллертом - Мастер смерти и Мастер жизни. Только если говорить о нем, он лично сотрет в порошок того, кто причинит Гриндевальду вред. "Правда... Вас, Эржбетта, я бы даже сразу простил. Мы в некоторой степени были бы квиты в таком случае".
Три ритуальных круга, манифестация перекладывания отвестственности, которая должна обойти клятву Совета семерых и выгородить дедушку Трпимировича перед ректором. Поединок воли - слишком спорное и рискованное решение, но другого у нас нет, а у него есть шанс.
Мы не успеваем.
В школе появляется искусник жизни.
V. ПрощениеV. Прощение
Выручить Эржбетту. Отдать манифестацию новенькой Радзивилл. Проверить, чтобы все получили помощь.
Когда мы прозевали Габи? Почему я не сделала перекличку по ветвям?
Лулуди я нахожу на Светоче. Она хочет умереть и не хочет ничего делать. "Ты знаешь, я не люблю тебя, но ты нужна моему дому".
Трижды я пробую переубедить ее, и трижды она отказывается. "Что же, это твой выбор".
Я еще поговорю с Гердой и уйду к Гофману, когда в дом князя влетит Эржбетта и закричит что-то про ректора, который просит у Гриндевальда еще пару минут.
Когда мы подбегаем к костру, где всего час назад, в небольшой передышке, сжигали то, что должно быть сожжено и пели то, что должно быть спето, Геллерт Гриндевальд все еще стоит там, рядом с мастером Лучием.
Я не могу сказать, что была не готова увидеть его таким. Я был готова, пожалуй, лучше, чем большинство людей здесь - пан Ян много рассказывал мне о Гриндевальде, о том, как он уводит за собой сердца, и много предостерегал.
И, все равно, я стояла там, почти не дыша, и слушала во все уши. А человек по ту сторону костра говорил, как восхищается нами. Как мы много сделали. Какие мы сильные.
И не остается ничего, кроме его голоса.
Когда Лучий на руках унесет его прочь, я завороженно повернусь к Эржбетте. "А нам все еще нужно его убивать?"
Все то время, пока этот легендарный волшебник, за которым шли мои предки, будет расхаживать по школе, как у себя дома, я не заговорю с ним ни разу, как бы мне ни хотелось. Не задам ни одного вопроса. Я буду, как щитом, заслоняться от него образом моего учителя.
"Есть люди, за которыми вы не сможете не пойти".
Это будет тяжелейшим напряжением.
Я помню, как выдохнула на минуту, когда мы запели песню - на том самом, ночном семинаре Геллерта Гриндевальда. Момент чистой, безотносительной красоты в усталости и бесконечном искушении. Меня обрывает Аврора, напоминая о Люции. Девочка, неужели ты думаешь, что я забывала о ней хоть на секунду?
Я не знаю, когда именно его убили. Но я выдохну с облегчением и в то же время - с горечью.
Потом, когда в школе произойдут еще два убийства, я буду говорить Эржбетте, - "Ты не представляешь, как я не хочу этим заниматься. То, что мы делали раньше, было так по-другому". Она ответит теми же словами, которые и без того крутятся у меня в голове. "Потому что борьба с Гриндевальдом - это прекрасное, вдохновляюще и восхительно. А это все - грязь".
Генерал, как это было, воевать тогда? Видеть его в расцвете, в славе, в сиянии. Слышать такие разумные, такие волшебные идеи.
Я многое понимала и раньше, но теперь и подавно никогда не буду осуждать тех, кто шли за ним.
II. ДругII. Друг
Гриндевальда убьет Аврора. Мое задание, мое наказание, моя гордость. "Бьянка, вы хотели задание? Развлеките Аврору", - предлагает мне Гофман, и это тот уникальный случай, когда он извинится за свою просьбу. Потому что Аврора, конечно, про все то, что я не понимаю и не принимаю, я не умею думать в ее категориях, я зачастую вообще не понимаю, о чем она говорит, а чаще всего ее хочется хорошенько треснуть. Но я ведь не могу не выполнить задание Гофмана. Не говоря уже о том, что, на время, каким бы коротким оно ни было, она - часть этой школы. А, значит, my duty. Хорошо, давай попробуем.
Потом, на суде, я буду ловить ее взгляд и поддерживать, чем могу.
Потом я буду держать для нее ритуальный круг медитации, чтобы с ней ничего не случилось. Буду читать для нее стихи.
И, наконец, после беспристрастного и долгого допроса вместе с Вреской перережу ее связь с патроном.
Я не знаю, встречу ли ее еще.
Я знаю, что горжусь этой сильной и смелой девочкой.
И не могу не видеть, что похожи мы с ней больше, чем мне бы хотелось.
________________________________________________________
XX. ПризваниеXX. Призвание
Этот трудный, бесконечно трудный семестр, в который мы столькому научились, унес, кроме Геллерта, шесть жизней.
Две ушли в великий артефакт.
Две растворились в мире.
Двоих мы с Вреской за руки подводили к Завесе.
Габи упустили мы все и она растворилась в лесу по слову искусника жизни. Ее вернул Логос, без меня. Как подмажник, я могла только посторониться и не вмешиваться.
Я не знаю, какую цену будет платить Габриела.
Люция вызвалась сама. Ее спасли, все было хорошо, а потом она сама захотела стереть себя с лица земли - ни за что, за просто так отдать вникуда свою бесценную жизнь. Я не знаю, как вернулась она.
"Бьянка, там ректор в дичь и срочно зовет вас с Вреской".
Нам почти ничего не объясняют. Просто выводят к дороге, идущей за Завесу, на которой стоит Рута. Моя чудесная, моя любимая Рута. Рута, которая была рядом с самого первого моего семестра в Дурмстранге. В этот момент я понимаю, почему Мастер Смерти и Вивиан Лучий - разные сущности. Потому что иначе ты не сможешь.
Мы говорим с ней, наощупь подбирая нужные слова. Я в последний раз вижу ее слезы и ее улыбку. Она сама делает последний шаг за Завесу.
Второй раз нас никто не зовет. Мы просто оказываемся там. Берем Ядвигу за правую и левую руки и ведем. Где-то на краю сознания я отмечаю, что на этот раз получается лучше - не было минуты после того, первого раза, когда я не думала бы, как лучше было сделать. Все еще нехорошо. Но здесь нет места для того, чтобы учиться.
Душа светлого аврора выпархивает из наших рук.
Это потом, когда мы остаемся в Вреской вдвоем, мы перестаем быть должностью и становимся людьми. Потом приходит время плакать.
И это одиночество, которое не с кем по-настоящему разделить.
Генерал, я бы хотела, чтобы вы знали: как бы мне ни было трудно, я ни разу не сомневалась в своем выборе. В себе - бесконечное количество раз. Но не в нем. Это тяжелая дорога для меня. Вы знаете, самым легким и радостным для меня было бы встать под знамена - ваши ли, Гриндевальда ли, или другого командира, который бы заставил трепетать мое сердце, и идти вперед. Я очень хорошо выполняю приказы, генерал, это правда. Я была бы уверена - я настоящий Драгош, я достойна, и гордилась бы этим.
Это была бы легкая дорога.
Но не моя.
XXII. УченикXXII. Ученик
В мой последний учебный семестр я не участвую в общем экзамене. Узнав, что преподаватели исчезли и убедившись, что они в безопасности, я догадываюсь, что произошло, придумываю массу вариантов, что с этим делать, и иду отдыхать на Логос, наблюдая за оживленными студентами. Невидимые взрослые швыряются подушками, оставляют яблочные огрызки и развлекаются, как могут. Я наблюдаю за ритуалами и думаю о том, что пора выпускаться. Иногда приходит время, и ты просто об этом знаешь.
Потом Ариадна расскажет мне что они даже думали отправить громовещатель, запрещающий нам с Вреской участвовать в экзамене.
Я знаю, как выполнить выпускное задание декана как минимум тремя простыми способами. Но, конечно, это вообще не интересует меня, мой выпускной экзамен должен быть выражением огромной благодарности и носит кодовое название "ведро любви для мастера Гофмана"
Я разрабатываю его с помощью Эржбетты, пожалуй, так же долго, как мистерию для ректора. Я не загоняю скорость - все должно быть так хорошо, как я только могу, а выцепить Эржбетту на полчаса, чтобы обсудить сказку, оказывается почти нереально. (На самом деле с таким подходом и болезнью декана спасло меня только чудо).
О том, что я буду помогать моей подруге, моей алхимической розе, моему бесконечному зеркалу в делах на ее землях, мы говорили давно. На ее шее кулон с алыми камнями, который я носила весь семестр, на моей - подаренный мне польской землей.
Остальное - детали.
Еще одна бессонная ночь, поиски алых листьев в морозном лесу, пока не заледенеют окончательно руки, петь хором куплеты Дурмстранга утром в стекляшке, готовя пространство для мистерии.
Счастье завершившегося этапа, режущее болезненной горечью еще одной потери. "Если бы вы не выпустились, я бы остался, чтобы вас доучить. Но теперь я ухожу".
До встречи, мастер Гофман. Могла ли я думать, что вы станете мне так дороги.
Могла ли я подумать три года назад, что так много людей станут мне дорогими.
Генерал, конечно, я все еще недостойна той ленты с предсказанием Мастера Гофмана, моей траурной ленты, которую я ношу на запястье, не снимая. Но это бесконечное напоминание для меня, которое дает так много сил для того, чтобы сражаться с демонами внутри и вовне. Так много стойкости.
Я не заменю ту девочку, которую вы воспитали на смену себе, и которая ушла, чтобы вы жили. Я и не собираюсь этого делать.
Но я чувствую ваш локоть, который помогает мне выпрямляться.
Я буду достойной.
Ведь во мне так много вас.
...Об этом ясновельможные пани рассказали сказку. Речь в ней шла о фениксе, который летел сквозь миры к далекой цели и чей голос остыл от бесконечного холодного ветра в лицо, и о драконе, чья чешуя была того же цвета и света, как и оперение феникса. Увидев феникса, дракон захотел оставить его в своей сокровищнице и никогда не выпускать, но видел также, что как бы ни были удивительно похожи два зверя, у них разные пути, и судьба феникса - дальше и дальше лететь сквозь миры, рассыпая сверкающие искры взмахами крыльев. Тогда дракон раскрыл пасть и выдохнул огонь прямо на феникса, который не мог ему принадлежать, птица рассыпалась пеплом и возродилась снова с жарким, полным огня голосом.
И дальше, куда бы ни летел феникс и как бы ни стремился он к своей цели, время от времени он возвращался на ту самую полянку к дракону, так похожему на него, потому что знал, что его внутренний огонь нуждается в огне другого, и сердце должно соприкасаться с сердцем.