Я ужасно много пишу в эту поездку, прямо как в далекие времена еще до редакции, когда не было ни дня без текста - сбивчиго, потокового, как я люблю.

Но вот была на Куршской - и все, не знаю, как с этим быть, как вообще про нее писать? Я третий раз здесь (но первый - на литовской половине), и вот иду по сосновому лесу к балтийскому берегу с дюной и кажется, что помню, как это, когда ты на косе. Что помню - это лучшее место в мире, и волнуюсь, когда отчетливой становится пустота за деревьями, как будто мне шестнадцать и иду на первое свидание с мальчиком, который нравится. Но потом поднимаюсь на песчаную гору - и ноги подкашиваются. Ничего я не помню, ничего на самом деле не помню. Оседаю прямо на песок, и только и могу, что перебирать его пальцами и смотреть вперед, а там песчаные холмы, все узорчатые от ветра, золотая и багряная прошлогодняя трава, тонкие цепкие ветки, а потом - сбег, пляж, и море во все стороны. Боже мой, ну почему это так действует на меня?

Еще же минут пятнадцать назад ложилась на мягкий мох (муравьи еще не проснулись), смотрела в небо с соснами и думала, что когда говорю: море - имею в виду конечно берег. Красные высокие сосны (сплетенные корни, шум в кронах), желтые дюны со всей этой безупречной каллиграфией ветра, низкий дикий шиповник, цепляющий подол, трава - свежая и прошлогодняя всегда вперемешку, всех оттенков желтого, коричнего, такая дышащая, и вот эти колосья, на рожь похожие - никогда не запоминаю, как они называются - еще разноцветный мох, не пестро разноцветный, а благородный такой, и конечно галька гранитная, а местами чтобы камни и валуны. И только вместе со всем этим - само море, мутное, зеленоватое, осязаемое, яшма на просвет.

Все это такое графичное, идеальное - дух захватывает, у меня же все карты памяти забиты сотнями фотографий - волны песка, росчерки травинок, цветная галька, я могу фотографировать на берегу бесконечно, каждый сантиметр, здесь все всегда идеально. И смотреть, смотреть, смотреть. Я много чего люблю, но берег Балтики - всегда верх моей эстетики.

Я даже когда ловлю эту мою любимую фантазию, уже такую объемную, столько в ней подробностей - где я живу на берегу северного моря, чиню сети, встречаю рыбаков, где деревня вся пахнет рыбой и трудом, и руки мозолистые и привычные, леденеют от холодной воды - это мечта не о море, но о его береге конечно.
А дюны косы - это, ну, как будто эссенция вот этой всей моей любви. И светит откуда-то солнце (еще утром прогноз был ни-ни), и песок сверху нагретый, и кажется, что сейчас лето, такое холодное лето, как я люблю, за спиной ведь от мхов и сосен столько зелени, а впереди только солнце и сияние воды. Все тонкое, звонкое ледяное крошево осталось где-то на набережной Клайпеды, от которой отчаливал паром, а здесь только лето, и песок, и мы всегда будем живыми.

Забываю сразу про все планы (морской музей, хижина рыбака, еще бы на автобус вглубь), все становится мелким и неважным, и брожу часами, ошалевшая от красоты и счастья (невралгия, не выдержав окончательно, размеренно брызгает болью по ребрам, но как-то несильно и чуть ли не аккуратно), по дюне, по берегу, снова по дюне. Собираюсь было уходить, но на полдороги пытаюсь представить себе все то, на что только что смотрела - чтобы не забыть снова, и вдруг понимаю, что не могу, пугаюсь ужасно и иду обратно. Я обязательно, обязательно должна запомнить, должна уметь вызывать это из памяти, такое сложное, токое, с такой нюансировкой - ох, ну хоть как-нибудь.
И продолжаю шататься, запоминать - как хорошо, как это я забыла, что здесь так хорошо, лучше всего в мире.