Странный день.
Сегодня замечательно погуляли с Россе, даже не ожидала. Смеялись до слез, катались с горки, кормили голубей, болтали. Жизнерадостный, "через край" человек. Безумно рада, что увиделась. Будет лето)

А потом шла домой. Медленно, долго. Я очень устала. Я отвыкла от таких бурлящих эмоций, от долгого смеха. Я очень редко смеюсь в последнее время. Улыбаюсь часто, а смеюсь - только с друзьями.
И от тяжелой сумки тоже отвыкла за праздники.
Снег.
Дошла до Писаревского садика и села на скамейку. Я теперь здесь люблю бывать - с реставрации здесь закружились дорожки, забелели скамейки, загорелись фонари. Чисто, аккуратно, уютно. И тихо - сейчас переулок Писарева перекрыт.
Фонарный свет смягчал темноту. Царский особняк, светлевший, свежеотреставрированный, на темном небе, молчал. Он теперь всегда молчит. Стал очень красивым, статным и молчаливым. На горке смеялись дети. Снежинки исчезали на момент перед фонарями и секунду спустя летели дальше. Мерно поскрипывали качели.
Белый-белый снег.
Я смотрела на соседнюю скамейку и отчетливо видела на ней себя прозрачной августовской ночью. Было часа два, волосы были распущены, а на ногах - босоножки. Легкая кофточка и черные брюки. Я болтала с ним по телефону, запрокинув голову наверх, через ветки пробивались слабые звездочки. Было очень тепло, темно и тихо. Весело и защищенно.
Это такое редкое чувство - защищенности. Оно было всего неделю в августе и иногда бывает сейчас - у Коли с Яночкой. А больше я не помню.
Отсутствие защищенности - это не беззащитность, этой не бывает никогда. Это просто отсутствие. Защищенность - просто роскошь.
Я отчетливо видела эту девчонку на скамейке и думала о том, какая пропасть нас разделяет. Я помнила ее, ее мечты, ее желания, ее страхи и уверенности, ее взлеты и слезы. Это она заново научилась плакать. Я не плакала год и три с половиной месяца.
Она - это я. Отчасти. Немного.
В последнее время я меняюсь так быстро, что это иногда пугает. Я даже иногда за собой не успеваю.
Я казалась себе в этот момент ужасно взрослой. Слишком. Мудрой и усталой. А на соседней скамейке сидела она со своей запрокинутой головой и рассыпавшимися, слегка удерживаемыми кепкой волосами. Сидела и болтала ногами. А я не двигалась. Совсем.
Я могу сидеть так часами, неподвижно и задумчиво. Мне так хорошо.
Чем измеряется жизнь?
Прожитыми секундами и годами? Тогда она пока совсем небольшая. Восемнадцать лет, пять месяцев и двадцать два дня я дышу пестрым воздухом. Всего лишь шесть тысяч семьсот сорок два дня. Сто шестьдесят одну тысячу восемьсот восемь часов. Почти десять миллионов минут.
Пережитыми событиями? Тогда она совсем коротенькая. Дом, школа, танцы, концерты, дача, поездка в Эстонию, Академия, Университет, прогулки с людьми, которых я считала друзьями. И всякие мелочи. Здесь моя жизнь совсем не интересная.
Узнанным и постигнутым? Тогда она делится на три части. Как у Толстого (хотя я это и не читала). Всеядное детство с рисованием, лепкой, танцами, пением, английским, чтением, динозаврами, животными, биологией, актерским... Когда каждая минута была чем-то занята. "Отрочество", когда была узнана лень и отсутствие интереса. Когда в жизни появилось много лишнего и много ерунды и пластмассы. И юность, в которой живу, с интересом ко всему, что движется, с распахнутостью в мир и закрытостью для людей.
Или переменами? Что длиннее - "вечный покой пирамид" или "ослепительный миг" звезды?Тогда последние три года жизни растянулись лет на пятнадцать. А, может быть - на вечность. Это странно. Но хорошо. Пусть вертится.

А потом в голову пришли стихи. Блок. И я начала их негромко читать. Иногда бывает - что песни слишком сложные для состояния. Должно быть что-то простое. Как снег. А потом стихи закончились и я начала сочинять их на ходу. Знаете - бывает такое состояние, когда рифмы и сточки сами лезут в голову тут же забываются.
Мирно.
Снег.