Черт возьми, мне действительно стало нравится, как я танцую.
И можно с удовольствием поглядывать в зеркала танцзала, отмечая изящные изгибы, верные руки, не рвущуюся резкость, силу, легкость и красоту движения. Конечно, работы еще море, конечно, этого далеко не достаточно, а нюансов и украшений и углублений движений просто бесконечность нетронута, но впервые за четырнадцать лет мне нравится то, что я делаю.
И вышло-то все не зря. И ежедневные занятия до школы, этот несчастный час в день, от которого хотелось спрятаться как можно дальше с книжкой. И Ржевка потом, до которой ехать час на автобусах, в этот жутковатый спортивный зал, где шведские стенки вместо станков, и вечно холодно, и высоченные потолки и темные раздевалки. И вечные школьные понедельник-среда-пятница, когда не успевала делать уроки и хотя бы чуточку отдыхать - быстро пообедать и тащиться опять на улицу, в холод, одной, потому что "уже большая", с несчастной формой и истертыми джазовками в пакетике. И столь нелюбимый до четырнадцати лет станок, который в глаза не могла видеть. И ломать подъем, и закусывать со всей силы запястье на растяжке, чтобы перебить одну боль другой. Год за годом переламливая свое от природы не танцевальное тело. И даже летом - четыре через один, когда так хочется бежать на озеро и до участка доносится веселый смех соседок, сжимать зубы и лезть на второй этаж, на часовое занятие, потому что "надо". И вечно не хватает времени, и уроки делаешь в остальные дни допоздна, а после танцев еле приплетаешься домой, совсем разбитая, и нет сил даже на то, чтобы почитать. И никаких прогулок, и на дни рождения почти никто не приглашает, потому что "а ты все равно не сможешь", и никаких пятничных посиделок после школы и походов в гости. И столько раз кинутое в лицо обиженное "твои танцы тебе всегда важнее меня", и столько ссор, так часто без примирений. Нет времени на друзей, совсем нет времени, но как можно объяснить? И не объясняешь, а просто идешь на занятие, глотая слезы, потому что опять осталась совсем одна с этим пакетом с формой...

Да ничтожная, на самом-то деле, это все плата за то счастье танца, которое есть сейчас. За упоение движением, растворение в музыке...
Не могу я об этом говорить. Просто когда ты становишься танцем, этой автономной вселенной, которая самая настоящая мир-в-себе...
Это не просто счастье. Нет слова такого. Это - все.
Четырнадцать лет - не так уж и много в этом свете, не правда ли?