Жизнь; Лондон; вот эта секунда июня...
Какое же это счастье каждый раз - открывать для себя что-то почти сегодняшнее, новое, современное тебе и понимать, что оно - настоящее. Что оно прекрасно. Тут нет спокойной уверенности и почти уже обычного предвкушения изысканного, качественного блюда - того, что бывает, когда берешь в руки знакомого классика. Только жадная надежда на чудо, на незнакомое и неожиданное, переплетающаяся с безумным страхом ошибиться, разочароваться, увидеть новомодную подделку под жизнь, или, того хуже - под литературу...
Чудо свершилось. Книга оказалась Той Самой. Я даже теряюсь, с чего начать. В голове как будто до сих пор журчат переливы потрясающего языка, пробивающегося даже через все трудности перевода.
Что еще потрясающее - так это время в романе. Три истории трех времен, накрепко связанных одной книгой. Три дня. Три мгновения вечности, схвативших ее полноту. И пусть все меняется до своих противоположностей, но постоянное ощущение бесконечной длительности каждой секунды, замирания ее совершенства не покидает ни разу. Даже падение Ричарда из окна, или регистрация Вирджинии в гостинице - все это кажется недвижными, но живущими и дышащими слепками действительности. Вернее - самой действительностью, остановившейся напротив зеркала.
А еще меня после таких книг слегка удивляют утверждение, что мужчина никогда не сможет понять женщину. Эмоции невероятной тонкости и силы, верности, живости. Как раз то самое - "воспитывает душу".
Хрупкие и легкие цепочки размышлений, сплетенные с вот этими крошками в глазури; ножницами, обрезающими стебли; пижамой с ракетами; птичьей могилкой, "недостающего звена между дамской шляпкой и смертью"... Роман дышит.
Ах да, смерть. Она всегда рядом, с нее начинаешь и ей заканчиваешь, и все время ожидаешь ее между... Она ни разу не пафосна, не трагедирована, она просто есть, и все тут. Как-то даже проще и несерьезнее жизни. Она гармонична и невозможно естественна. Пусть даже будучи самоубийством.
Сложно мне писать. Очень понравилось. Перечитывать и вчитываться - еще предстоит.
В восторге.
Да, думает Кларисса, этот день слишком затянулся. Мы отказываемся от вечеринок; бросаем наши семьи ради одинокой жизни в Канаде; мы пишем книги, не способные изменить мир, несмотря на наш дар и непрекращающиеся усилия, несмотря на наши самые смелые ожидания. Мы живем свою жизнь, делаем то, что делаем, а потом спим - все довольно просто на самом деле. Одни прыгают из окна, или топятся, или принимают снотворное; другие - такое бывает несколько чаще - гибнут в результате несчастных случаев; и, наконец, большинство, подавляющее большинство из нас медленно пожирается какой-нибудь болезнью или - если очень повезет - самим временем. А в качестве утешения нам дается час там, час тут, когда, вопреки всем обстоятельствам и недобрым предчувствиям, наша жизнь раскрывается и дарит нам все, о чем мы мечтали, но каждый, кроме разве что маленьких детей (а может быть, и они не исключение), знает, что за этими часами обязательно придут другие, гораздо более горькие и суровые. И тем не менее мы любим этот город, это утро; мы - постоянно - надеемся на лучшее.