Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
ВолодяВсе эти годы я стараюсь избегать его, а тут пришел на участок проведать нас и сразу на меня натолкнулся, не убежишь. Мы пытаемся о чем-то говорить, я стараюсь улыбаться, но меня душит, душит от этой обоюдной лжи - когда я смотрю на него и вижу Вовчика, он смотрит на меня и вспоминает Вовчика, и это единственное действительно важное, что есть между нами, и о чем говорить не будет ложью, но мы шелушим воздух какой-то никому не нужной информацией - как перезимовали, как дела... А мне хочется броситься ему в ноги и сказать, что я любила вашего сына, люблю и буду любить, что мне до сих пор больно, что я всегда буду помнить, что память о нем неотделима от меня... Я чувствую себя беспредельно виноватой в том, что стою перед ним, как ни в чем не бывало, здоровая, молодая и счастливая, живая стою, живая, а его сын мертв и будет мертв, всегда. У Володи все те же глаза, из которых смотрит неизбывное горе. Мы говорим о погоде.