[сирокко и вереск]

Я перестала писать рассказы три года назад. Совсем, наотрез, и, как мне тогда казалось, насовсем. В моем случае это правда было "можешь не писать - не пиши", и все это время я писала только письма. А тут вдруг, засыпая, вдруг четко и ясно увидела перед собой начало рассказа, что никак не могла не дотянуться до ноута и не начать писать. Ну и поехали)
С того момента прошло три дня и за три дня я написала три коротких рассказа. Видимо, мне снова есть, что сказать)




Ангел делает в воздухе мертвую петлю, взмывает перед самой стенкой, сшибая крылом бегонии соседки снизу, и опускается рядом со мной на балкон. Я вздыхаю и отбираю у него недопитую бутылку виски.
- Ну что ты делаешь, скажи на милость. Ты же пьян ко всем чертям.
- Ты погоди меня к чертям отправлять - ангел смеется. - Хочешь, полетаем?
- Слушай, не сегодня, ладно?
Он фыркает и спрашивает сигарету. Я качаю головой:
- Возьми вот лучше гитару в углу. Толка больше будет.
Ангел как будто машинально слушается, с него разом слетает напускная бодрость, он рассеяно берет гитару и устраивается прямо на полу, неуклюже складывая крылья. Я опускаюсь рядом, слушаю, как он чередует странные переборы, наблюдаю, как его дыхание успокаивается, а перья перестают подрагивать.
- А я лесных существ все рисовала. Надо научиться рисовать руки - они могут быть без лиц, ног, чего угодно вообще, но, кажется, у всех моих есть руки и глаза.
Вслушиваюсь в него - не отстраняется, не раздражается снова, ничем не дает понять, что обращает внимание, но чувствую, что слушает. Начинаю аккуратно выбирать из крыльев мусор.
- А из другого окна здесь видна Кассиопея. Никогда не умела различать ничего, кроме Большой медведицы и Кассиопеи. Ты научишь?
Ангел кивает, не поворачивая головы.
- Я был там - вдруг его голос звучит тихо и глухо. - Я сразу после нашего разговора туда полетел. Я был в кабине самолета, врезавшегося во Всемирный торговый центр. Я видел приборную панель, я видел пилота, я видел, как начинает мяться фюзеляж от столкновения - я видел все.
Крылатый надолго замолкает.
- И ты чувствуешь вину за то, что никого не спас? - осторожно пробую я
- Нет. Да. Не в этом дело.
Снова молчит, уставившись в пространство.
- Он был счастлив. Смертник. Он был потрясающе, лучезарно счастлив. Он был счастлив радостью серафимов, приветствующих Отца. Мир его в тот момент был настолько гармоничен, что...
Ангел снова замолкает, но я уже догадываюсь.
- Что ты радовался вместе с ним.
Он кивает. Кажется, он весь сейчас состоит из боли и растерянности. Молчит еще и вдруг поворачивается ко мне лицом и начинает сбивчиво и скопом
- Я просто не понимаю, совсем не понимаю, нам не говорили, чтобы... И как мне теперь, я же опасен, выходит... А он - если бы злоба, если бы страх, если бы беспокойство - хоть что то...
Я поднимаюсь на коленях, беру его голову в свои ладони и легонько целую в лоб.
- Все не так сложно, как тебе кажется. А ты даже ничего пока не нарушил. Все совсем не сложно. Но сейчас глубокая ночь, а ты ужасно устал.
Я говорю тепло и спокойно, и его дыхание снова понемногу становится ровным. Он глубоко вздыхает и укладывает голову на крыло, касаясь затылком моих колен.
Мы разберемся во всем завтра. Сегодня ему надо отдохнуть .
Я тихонечко пою ему колыбельную и глажу по волосам. Ангел сонно бормочет:
- Извини, что пропал на столько дней. Ты волновалась. Я просто...
- Тшшшш, я все понимаю, все хорошо. Еще достаточно тепло, чтобы ждать тебя на балконе.


Мой подопечный засыпает прямо на полу, я укрываю его одеялом и тихонечко прикрываю дверь.
Ангелов-хранителей тоже кто-то должен готовить.

@темы: игры в литературу