Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Выходные про то, как уместить неделю в два дня.
БеаткаВ воскресенье утром приходит Беатка, я одеваю ее на игру (каждый раз раудуюсь, когда мое прекрасное и пафосное кто-нибудь выгуливает, почти без дела же висит), рассказываю ей байки про ролевые игры и автостоп, (как много крутого в первом и как неиллюзорно может быть опасно второе - но если счастливый и умеешь много - тоже бывает отлично) - и в очередной раз думаю, как скучаю по своей фанковой группе подростков, какие же они отличные, если живые.
ЦиркПотом напрямую через парк на Крестовском и цирк братьев Запашных в компании с коллегами. Дрессированные животне не трогают никак, на выходах клоунов смотрю на ребят, которые играют на это все живую музыку - на возвышении две электрогитары, барабанная установка, саксафон и скрипка. А вот на акробатике, экстриме и лошадках вся ухаю в происходящее на арене, нет детского ощущения чуда, но есть другое - я понимаю, как это делается и чего это стоит, радуюсь чистоте исполнения, форме, синхронности - и все равно восхищаюсь. А большая часть того, что они делают на лошадях, оказалась классической джигитовкой, сколько раз я это видела у нас на конюшне.
Наш ВизборПрощаюсь на антракте и лечу к Мише, ребята рады и прощают, как обычно, все оптом - и опоздание, и то, что я только на одно отделение и спектакль пришлось отчасти перекроить, и всякую другую штуку - вернее, даже и не думают, что тут есть, что прощать, за пять лет все ко мне привыкли, но по-прежнему носят на руках. Никто не репетирует танцы по телефону, а мы репетируем - смеется Миша (я не появилась ни на одном прогоне). Не знаю только новенького саксафониста, Макс отрастил волосы, похорошел и с горящими глазами рассказывает про свою работу (совсем забыла, что он тоже программист), Володя стал совсем седой, а глаза такие же мальчишеские.
Оргия ПраведниковВылетаю в перерыве после своего последнего соло и еду на Петроградку, на "Оргию Праведников", моя бесконечная любовь, у них день рождения и поют почти все мое любимое, и еще совсем новое, и я просто весь любовь и танец. После обнимаю всех, кроме ударника, которого где-то носит, Калугин обнимает крепче всех и все очень искренние, пишут мне важное на кряльях самолетика (ну, с песни "Вперед и вверх" который), каждый надолго задумывается прежде, чем написать, и у каждого свое важное, хотя никто не знает, что написали другие.
Дом на набережнойНа концерте встречаю Фила, а после он ведет меня гулять, есть и в волшебный Дом на набережной (почему я до сих пор о нем не знала?) - смотреть фейерверк "Алых парусов" с третьего этажа дома на берегу Невы, у Горьковской. В Доме живут чудные ребята, и приходят чудные, ужасно красивые и теплые, и все обнимаются, и хорошо в каждой комнате (никогда бы не подумала, что может быть так удивительно хорошо в доме, где живут два десятка человек), местные наливают компот из ревеня, говорят хорошее, кто-то рассказывает сказку про анод и катод, объясняя физику процессов в "волшебном шаре" и почему ультрафиолетовая лампочка начинает светиться, если ее поднести. А потом идем впятером про улице, и говорим про Петербург и Борхеса, меня зовут заходить еще в гости - и я, конечно, да.
А фейерверк, конечно, потрясающий. Бог с ними, со всеми брюзжаниями на "Алые Паруса", этот фейерверк - действительно один из прекраснейших моментов моей жизни. И сидеть на широком карнизе над деревьями, плечом к плечу с красивой Аней, да.
Воскресенье, выдыхаемА воскресенье плавное и неспешное, на модуле Аланкуна я в основном молчу, слушаю и строгаю палочку, сонин кекс очень вкусный, а погода идеальнейше летняя - +17 и почти невесомый ветерок.
Сажаю обратно бархатец, который был выворочен из клумбы на Тургенева.
Сижу на крыше на одеяле, впереди город на ладони, от Троицкого до Петропавловки - передаю Соне кружку с чаем и говорю от души: "с добрым утром".
Загораю тоже на крыше, из-за ветра совсем не жарко, машины шумят где-то очень далеко, как море, над головой громко летают чайки, если я приподнимусь, то увижу цепочку подъемных кранов верфей, за которыми взаправду море. Мысли текут хорошо, спокойно и нужно.
Заходящее солнце светит прямо в окно, уже мягкое и на него даже можно смотреть, льет потоком теплого цвета.
Летаю лепестком над лугами в какой-то нелепой и очаровательной игре, думаю, что я все же совершеннейший ребенок - радуюсь игрушке про цветочки и обижаюсь, когда смеются над моей волшебной палочкой.
Вечером иду под любимую и длинную, как эти выходные, Down The Telegraph Road, вдруг осознаю громадность Троицкого собора (на самом деле, мы же так редко по-настоящему видим предметы) - возвышается, как гора, и весь сияет.
Искренне и вслух благодарю Мироздание каждый раз, когда спускаюсь с крыши. Потому что на самом деле этот мир удивительно идеален во всей своей нелепости.
БеаткаВ воскресенье утром приходит Беатка, я одеваю ее на игру (каждый раз раудуюсь, когда мое прекрасное и пафосное кто-нибудь выгуливает, почти без дела же висит), рассказываю ей байки про ролевые игры и автостоп, (как много крутого в первом и как неиллюзорно может быть опасно второе - но если счастливый и умеешь много - тоже бывает отлично) - и в очередной раз думаю, как скучаю по своей фанковой группе подростков, какие же они отличные, если живые.
ЦиркПотом напрямую через парк на Крестовском и цирк братьев Запашных в компании с коллегами. Дрессированные животне не трогают никак, на выходах клоунов смотрю на ребят, которые играют на это все живую музыку - на возвышении две электрогитары, барабанная установка, саксафон и скрипка. А вот на акробатике, экстриме и лошадках вся ухаю в происходящее на арене, нет детского ощущения чуда, но есть другое - я понимаю, как это делается и чего это стоит, радуюсь чистоте исполнения, форме, синхронности - и все равно восхищаюсь. А большая часть того, что они делают на лошадях, оказалась классической джигитовкой, сколько раз я это видела у нас на конюшне.
Наш ВизборПрощаюсь на антракте и лечу к Мише, ребята рады и прощают, как обычно, все оптом - и опоздание, и то, что я только на одно отделение и спектакль пришлось отчасти перекроить, и всякую другую штуку - вернее, даже и не думают, что тут есть, что прощать, за пять лет все ко мне привыкли, но по-прежнему носят на руках. Никто не репетирует танцы по телефону, а мы репетируем - смеется Миша (я не появилась ни на одном прогоне). Не знаю только новенького саксафониста, Макс отрастил волосы, похорошел и с горящими глазами рассказывает про свою работу (совсем забыла, что он тоже программист), Володя стал совсем седой, а глаза такие же мальчишеские.
Оргия ПраведниковВылетаю в перерыве после своего последнего соло и еду на Петроградку, на "Оргию Праведников", моя бесконечная любовь, у них день рождения и поют почти все мое любимое, и еще совсем новое, и я просто весь любовь и танец. После обнимаю всех, кроме ударника, которого где-то носит, Калугин обнимает крепче всех и все очень искренние, пишут мне важное на кряльях самолетика (ну, с песни "Вперед и вверх" который), каждый надолго задумывается прежде, чем написать, и у каждого свое важное, хотя никто не знает, что написали другие.
Дом на набережнойНа концерте встречаю Фила, а после он ведет меня гулять, есть и в волшебный Дом на набережной (почему я до сих пор о нем не знала?) - смотреть фейерверк "Алых парусов" с третьего этажа дома на берегу Невы, у Горьковской. В Доме живут чудные ребята, и приходят чудные, ужасно красивые и теплые, и все обнимаются, и хорошо в каждой комнате (никогда бы не подумала, что может быть так удивительно хорошо в доме, где живут два десятка человек), местные наливают компот из ревеня, говорят хорошее, кто-то рассказывает сказку про анод и катод, объясняя физику процессов в "волшебном шаре" и почему ультрафиолетовая лампочка начинает светиться, если ее поднести. А потом идем впятером про улице, и говорим про Петербург и Борхеса, меня зовут заходить еще в гости - и я, конечно, да.
А фейерверк, конечно, потрясающий. Бог с ними, со всеми брюзжаниями на "Алые Паруса", этот фейерверк - действительно один из прекраснейших моментов моей жизни. И сидеть на широком карнизе над деревьями, плечом к плечу с красивой Аней, да.
Воскресенье, выдыхаемА воскресенье плавное и неспешное, на модуле Аланкуна я в основном молчу, слушаю и строгаю палочку, сонин кекс очень вкусный, а погода идеальнейше летняя - +17 и почти невесомый ветерок.
Сажаю обратно бархатец, который был выворочен из клумбы на Тургенева.
Сижу на крыше на одеяле, впереди город на ладони, от Троицкого до Петропавловки - передаю Соне кружку с чаем и говорю от души: "с добрым утром".
Загораю тоже на крыше, из-за ветра совсем не жарко, машины шумят где-то очень далеко, как море, над головой громко летают чайки, если я приподнимусь, то увижу цепочку подъемных кранов верфей, за которыми взаправду море. Мысли текут хорошо, спокойно и нужно.
Заходящее солнце светит прямо в окно, уже мягкое и на него даже можно смотреть, льет потоком теплого цвета.
Летаю лепестком над лугами в какой-то нелепой и очаровательной игре, думаю, что я все же совершеннейший ребенок - радуюсь игрушке про цветочки и обижаюсь, когда смеются над моей волшебной палочкой.
Вечером иду под любимую и длинную, как эти выходные, Down The Telegraph Road, вдруг осознаю громадность Троицкого собора (на самом деле, мы же так редко по-настоящему видим предметы) - возвышается, как гора, и весь сияет.
Искренне и вслух благодарю Мироздание каждый раз, когда спускаюсь с крыши. Потому что на самом деле этот мир удивительно идеален во всей своей нелепости.