Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Отдельные картины поражают. Вообще их можно разбирать буквально по слову.
Париж, революционный Париж, уже освященный и проклятый кровью гильотинированного Людовика.
Все было страшно, но никто не ведал страха.
Пышущая жизнью, хаотичной, бойкой, и при этом ужасающей — ужасающей именно этой веселостью на убийствах, трагедиях, смертях, лихой пьяной, бесцельной свободой. Анархия, пляшущая "пристукивая каблуками по могильным плитам". Опьянение рабов, получивших свободу. Исступленное веселье, тлетворное ликование. Гротеск? Едва ли.
После 93 года революция прошла через какое-то странное затмение; казалось, век забыл завершить то, что начал. Оргия вмешалась в его ход и вылезла на передний план, оттеснив апокалиптические ужасы, заслонив гигантскую панораму минувших лет, и, натерпевшись страха, хохотала напропалую; трагедия превратилась в пародию, и лик Медузы, еще видневшийся на горизонте, затянуло дымом карнавальных факелов.
Вандея, крепость Тург, пустая замковая библиотека, в которой - ни души, кроме трех детей. Жоржетте год и восемь, Рене-Жану четыре и Гро-Алэну три. Этажом ниже - бочки с порохом, лужа смолы и фитиль, тянущийся от крепости. Завтра они будут уничтожены в качестве заложников.
Они не знают. Они - ровно так же, как господа революционеры - дети. Дети несмышленые, дети ищущие.
В этих главках отражаются все те "взрослые", страшные главы, отражаются невинной игрой. Пересечение Жоржеттой библиотеки - "рифов" и "открытого моря" — гибельный путь английского корвета во Францию, наблюдение за мокрицей - батальон "Красный колпак", нашедший их мать, прыжки, похожие на танец - марсельеза на парижских улицах...
И финал, уничтожение детьми старинного драгоценного фолианта.
Они уничтожили Армению, Иудею, Беневент, где покоятся останки святого, уничтожили Нафанаила, который, может быть, тот же святой Варфоломей, папу Желаза, который объявил апокрифическим евангелие от Варфоломея, или Нафанаила, уничтожили все гравюры, все географические карты, и эта безжалостная расправа так увлекла их внимание, что они даже не заметили прошмыгнувшей мимо мышки.
Это было полное истребление.
Разодрать на части историю, легенду, науку, чудеса, подлинные и мнимые, церковную латынь, предрассудки, фанатизм, тайны, разорвать в клочья целую религию -- такая работа под силу трем гигантам или даже троим детям; за этим занятием прошло несколько часов, но цель была достигнута: от апостола
Варфоломея не осталось и следа.
Революционеры - те же дети, несведущие, которым суждено завтра погибнуть, но которые бог знает что уничтожат сегодня из любопытства, озорства и увлеченности...
Не заметив прошмыгнувшей мыши.
Жоржетта задумчиво смотрела, как кружатся в воздухе и улетают подхваченные ветром рои маленьких белых бумажек, и сказала:
-- Бабоцьки!
Париж, революционный Париж, уже освященный и проклятый кровью гильотинированного Людовика.
Все было страшно, но никто не ведал страха.
Пышущая жизнью, хаотичной, бойкой, и при этом ужасающей — ужасающей именно этой веселостью на убийствах, трагедиях, смертях, лихой пьяной, бесцельной свободой. Анархия, пляшущая "пристукивая каблуками по могильным плитам". Опьянение рабов, получивших свободу. Исступленное веселье, тлетворное ликование. Гротеск? Едва ли.
После 93 года революция прошла через какое-то странное затмение; казалось, век забыл завершить то, что начал. Оргия вмешалась в его ход и вылезла на передний план, оттеснив апокалиптические ужасы, заслонив гигантскую панораму минувших лет, и, натерпевшись страха, хохотала напропалую; трагедия превратилась в пародию, и лик Медузы, еще видневшийся на горизонте, затянуло дымом карнавальных факелов.
Вандея, крепость Тург, пустая замковая библиотека, в которой - ни души, кроме трех детей. Жоржетте год и восемь, Рене-Жану четыре и Гро-Алэну три. Этажом ниже - бочки с порохом, лужа смолы и фитиль, тянущийся от крепости. Завтра они будут уничтожены в качестве заложников.
Они не знают. Они - ровно так же, как господа революционеры - дети. Дети несмышленые, дети ищущие.
В этих главках отражаются все те "взрослые", страшные главы, отражаются невинной игрой. Пересечение Жоржеттой библиотеки - "рифов" и "открытого моря" — гибельный путь английского корвета во Францию, наблюдение за мокрицей - батальон "Красный колпак", нашедший их мать, прыжки, похожие на танец - марсельеза на парижских улицах...
И финал, уничтожение детьми старинного драгоценного фолианта.
Они уничтожили Армению, Иудею, Беневент, где покоятся останки святого, уничтожили Нафанаила, который, может быть, тот же святой Варфоломей, папу Желаза, который объявил апокрифическим евангелие от Варфоломея, или Нафанаила, уничтожили все гравюры, все географические карты, и эта безжалостная расправа так увлекла их внимание, что они даже не заметили прошмыгнувшей мимо мышки.
Это было полное истребление.
Разодрать на части историю, легенду, науку, чудеса, подлинные и мнимые, церковную латынь, предрассудки, фанатизм, тайны, разорвать в клочья целую религию -- такая работа под силу трем гигантам или даже троим детям; за этим занятием прошло несколько часов, но цель была достигнута: от апостола
Варфоломея не осталось и следа.
Революционеры - те же дети, несведущие, которым суждено завтра погибнуть, но которые бог знает что уничтожат сегодня из любопытства, озорства и увлеченности...
Не заметив прошмыгнувшей мыши.
Жоржетта задумчиво смотрела, как кружатся в воздухе и улетают подхваченные ветром рои маленьких белых бумажек, и сказала:
-- Бабоцьки!