Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Я тут потихонечку-полегонечку привожу свой дневник в порядок с самого начала. Удаляю лишнее, проставляю теги.
Дошла до 2010 года. Я тогда в январе, аккурат в сессию, свалилась с ветрянкой.
Очень странно отслеживать по дневнику те вещи, которые я ведь совсем не замечала.
Я мало и редко узнаю себя в записях 2009 года - разве что в эмоциональном восприятии красоты и атмосферы. Ну и в последний месяц-два начало что-то пробиваться, пожалуй.
Посты в период болезни я удалила почти все - их было очень много и там не было ровным счетом ничего интересного. Просто какие-то слова. Я писала просто чтобы поверить в существование какой-то реальности за пределами комнаты.
Я металась с температурой под сорок в нежилой комнате, ко мне никому нельзя было подходить - никто из родных и друзей не болел ветрянкой, я расходилась со своей некогда лучшей и единственной подругой, тяжело переживала, почти не спала, не шевелилась и думала. Чуть легчало - том за томом глотала Шекспира, Беовульфа и Эдду.
А потом я стала поправляться. И когда я дошла до этого места в записях, меня поразило: резко изменился стиль, суть, буквально в один момент, я не уверена, что это было бы заметно кому-нибудь кроме меня, но я стала узнавать свою руку, свои мысли. Как будто что-то переключили внутри. Я умерла и родилась снова.
Удивительно так ясно видеть, как сильно я тогда изменилась. А ведь я совсем забыла, совсем.
Спать пора.
Дошла до 2010 года. Я тогда в январе, аккурат в сессию, свалилась с ветрянкой.
Очень странно отслеживать по дневнику те вещи, которые я ведь совсем не замечала.
Я мало и редко узнаю себя в записях 2009 года - разве что в эмоциональном восприятии красоты и атмосферы. Ну и в последний месяц-два начало что-то пробиваться, пожалуй.
Посты в период болезни я удалила почти все - их было очень много и там не было ровным счетом ничего интересного. Просто какие-то слова. Я писала просто чтобы поверить в существование какой-то реальности за пределами комнаты.
Я металась с температурой под сорок в нежилой комнате, ко мне никому нельзя было подходить - никто из родных и друзей не болел ветрянкой, я расходилась со своей некогда лучшей и единственной подругой, тяжело переживала, почти не спала, не шевелилась и думала. Чуть легчало - том за томом глотала Шекспира, Беовульфа и Эдду.
А потом я стала поправляться. И когда я дошла до этого места в записях, меня поразило: резко изменился стиль, суть, буквально в один момент, я не уверена, что это было бы заметно кому-нибудь кроме меня, но я стала узнавать свою руку, свои мысли. Как будто что-то переключили внутри. Я умерла и родилась снова.
Удивительно так ясно видеть, как сильно я тогда изменилась. А ведь я совсем забыла, совсем.
Спать пора.
Это даааа