Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Холодная вода с мятой и лимоном.
Какая гроза. Какой дождь.
Когда так перетряхивает, многое проясняется. Не всегда относящееся к причине.
Я знаю, что мне нужно.
Может, впервые за несколько лет я точно знаю, куда я иду. И я приложу все силы, чтобы не сбиться с пути.
Я не боюсь смерти. Совсем на любом этапе. То есть вообще совсем на любом. Я три месяца не могла принять до конца аргументацию Сократа, когда он, идя на смерть, спокойно оставляет детей. Но теперь я чувствую и понимаю, о чем он говорит. Я знаю это.
Я не боюсь одиночества. Вернее, я не боюсь и дальше прожить свою жизнь так, как я ее живу. Я больше не боюсь одна вырастить ребенка. Я справлюсь. Я вообще со всем справлюсь. И нет, это не упрямое "сломаюсь, но дойду". Это спокойное знание того, что сил и воли хватит.
Вдруг я увидела, что это не меня судьба жалеет, как мне всегда казалось. Вовсе нет. Просто то, что происходит внутри моей головы, и все это жуткое "весело лететь ласточке, над золотым проводом, восемь тысяч вольт под каждым крылом" - оно внутри куда мощнее всех внешних катаклизмов и трудностей. Половину тех трагедий, которые успели случиться со мной за эти двадцать два года, я вообще не заметила, а к половине отнеслась вдвое легче, чем стоило бы. Потому что то, что внутри было мощнее любого снаружи - к любому полюсу, что "хорошему", что "плохому". И по сравнению с этим любое "снаружи" становилось сущей ерундой. Но я справлялась и с тем, и с другим. И пока я жива - я справлюсь со всем, что будет происходить вокруг меня. И во мне.
Я впервые так надолго осталась перед взглядом той, кто живет во мне. И выдержала этот взгляд.
Катерина выросла... Вернее, выпрямилась.
Я знаю, куда я иду.
Господи, благослови.
Какая гроза. Какой дождь.
Когда так перетряхивает, многое проясняется. Не всегда относящееся к причине.
Я знаю, что мне нужно.
Может, впервые за несколько лет я точно знаю, куда я иду. И я приложу все силы, чтобы не сбиться с пути.
Я не боюсь смерти. Совсем на любом этапе. То есть вообще совсем на любом. Я три месяца не могла принять до конца аргументацию Сократа, когда он, идя на смерть, спокойно оставляет детей. Но теперь я чувствую и понимаю, о чем он говорит. Я знаю это.
Я не боюсь одиночества. Вернее, я не боюсь и дальше прожить свою жизнь так, как я ее живу. Я больше не боюсь одна вырастить ребенка. Я справлюсь. Я вообще со всем справлюсь. И нет, это не упрямое "сломаюсь, но дойду". Это спокойное знание того, что сил и воли хватит.
Вдруг я увидела, что это не меня судьба жалеет, как мне всегда казалось. Вовсе нет. Просто то, что происходит внутри моей головы, и все это жуткое "весело лететь ласточке, над золотым проводом, восемь тысяч вольт под каждым крылом" - оно внутри куда мощнее всех внешних катаклизмов и трудностей. Половину тех трагедий, которые успели случиться со мной за эти двадцать два года, я вообще не заметила, а к половине отнеслась вдвое легче, чем стоило бы. Потому что то, что внутри было мощнее любого снаружи - к любому полюсу, что "хорошему", что "плохому". И по сравнению с этим любое "снаружи" становилось сущей ерундой. Но я справлялась и с тем, и с другим. И пока я жива - я справлюсь со всем, что будет происходить вокруг меня. И во мне.
Я впервые так надолго осталась перед взглядом той, кто живет во мне. И выдержала этот взгляд.
Катерина выросла... Вернее, выпрямилась.
Я знаю, куда я иду.
Господи, благослови.