Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Я по-прежнему читаю "Другое начало" Бибихина главами, фрагментами, и долго потом перевариваю.
И, вот, сегодня дошла до этой цитаты.
По-моему, после нее можно только успокоиться и ничего никогда не писать. Потому что все, что здесь было написано, и, наверное, все, что будет написано - всего лишь счастье от того, что это есть, или же тоска от того, что этого вдруг почему-то нет.
«Ты не прошла мимо мира, девушка... Ты испуганным и искристым глазком смотрела па него. Задумчиво смотрела... И сердце стучало. И ты томилась и ждала. И шли в мире богатые и знатные. И говорили речи. Учили и учились. И все было так красиво... И тебе хотелось подойти и пристать к чему-нибудь... Но никто тебя не заметил и песен твоих не взяли. И вот ты стоишь у колонны. Не пойду и я с миром. Не хочу.<...>».
Что он имел от этого? Странное дело — непомерно много. Потому что, похоже, только растерянное удивление перед целым миром дает человеку впервые свободно вздохнуть. Что нигде, как над бездной, человеку нет уюта, что только над бездной можно пить чай, кажется невероятным. Но мы слышим легкий голос Розанова, задыхающийся от ровного счастья, и начинаем догадываться: неужели вправду человек может найти себя только на краю вещей, и другого родного дома, как там, ему нет? Только там он вспоминает, что умеет петь.
Только там через него может начаться мир.
И, вот, сегодня дошла до этой цитаты.
По-моему, после нее можно только успокоиться и ничего никогда не писать. Потому что все, что здесь было написано, и, наверное, все, что будет написано - всего лишь счастье от того, что это есть, или же тоска от того, что этого вдруг почему-то нет.
«Ты не прошла мимо мира, девушка... Ты испуганным и искристым глазком смотрела па него. Задумчиво смотрела... И сердце стучало. И ты томилась и ждала. И шли в мире богатые и знатные. И говорили речи. Учили и учились. И все было так красиво... И тебе хотелось подойти и пристать к чему-нибудь... Но никто тебя не заметил и песен твоих не взяли. И вот ты стоишь у колонны. Не пойду и я с миром. Не хочу.<...>».
Что он имел от этого? Странное дело — непомерно много. Потому что, похоже, только растерянное удивление перед целым миром дает человеку впервые свободно вздохнуть. Что нигде, как над бездной, человеку нет уюта, что только над бездной можно пить чай, кажется невероятным. Но мы слышим легкий голос Розанова, задыхающийся от ровного счастья, и начинаем догадываться: неужели вправду человек может найти себя только на краю вещей, и другого родного дома, как там, ему нет? Только там он вспоминает, что умеет петь.
Только там через него может начаться мир.