Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Моя феерическая упертость в мнении "так поступить будет правильно" - одна из основных причин моих смертей во снах.
Я не могу вспомнить четко начало сна, помню, что было что-то, что мне нужно было поддержать, но что я считала ужасно, категорически неправильным, и поэтому отказалась наотрез. Когда меня попытались уговаривать, подкупать и заставлять, я достала пистолет и пообещала пристрелить любого мужчину, который переступит порог моего дома (дело было, кажется, в армии, и, в общем, это было синонимом "кого угодно" на тот момент). То, что это не блеф, знала и я, и они.
Я не могу вспомнить точно, что же это была за вещь такая, которую я так яростно считала неправильной, но помню, что в ней не было ничего уголовного, ничего предосудительного с точки зрения общества и мне ее выполнение совершенно ничем не грозило. Но мне внутренне она была неправильной, и этого было вполне достаточным основанием, чтобы усесться напротив дверного проема (самой двери не было), направив на него заряженный пистолет.
Дальше происходило что-то незначительное, и, в конце-концов, в проеме появилась женщина. Я взглянула не нее уважительно и внутренне посмеялась - я ведь имела в виду, что не пущу в дом никого, и они понимали это, но решили рискнуть и придраться к формулировке. Свое слово надо держать, и я предложила женщине сесть в кресло. Она холодно сообщила мне, что правительство считает мое неподдержание этой штуки государственной изменой и приговаривает меня к расстрелу, если я буду упорствовать дальше. Я кивнула. Закон есть закон.
Пошла во внутреннюю комнату объяснить все родителям и попрощаться. Они покачали головой - "Да не может же быть, чтобы за это приговаривали к расстрелу. Они, видимо, шутят. Или уловка такая". Я улыбнулась и обняла родителей. Я знала, что не шутят и не уловка.
Когда я вышла из дома, то сразу увидела расстрельную стенку и солдата с винтовкой. Конвоя ко мне не приставили, и я спокойно направилась к солдату. Тот, видно, совсем перенервничал, лицо юное и испуганное, он даже не выдержал дождаться, пока я дойду до места, вскинул винтовку, когда я была еще на полпути и выпустил очередь, едва ли не зажмурившись. Я чувствовала, как медные пули одна за другой проходят сквозь грудную клетку и улыбнулась шире - это оказалось не так больно, как я ожидала. Меня хватило еще на несколько шагов, и с восхитительным чувством - я все сделала честно и правильно - я упала на землю и умерла.
Страшной, действительно беспросветно страшной и жуткой была вторая половина сна, где каким-то образом оказалось так, что мы с Тари как бы поменялись местами, и это она умерла, а я осталась жить. Я не помню, чтобы мне когда-нибудь в жизни снились такие страшные сны.
Я не могу вспомнить четко начало сна, помню, что было что-то, что мне нужно было поддержать, но что я считала ужасно, категорически неправильным, и поэтому отказалась наотрез. Когда меня попытались уговаривать, подкупать и заставлять, я достала пистолет и пообещала пристрелить любого мужчину, который переступит порог моего дома (дело было, кажется, в армии, и, в общем, это было синонимом "кого угодно" на тот момент). То, что это не блеф, знала и я, и они.
Я не могу вспомнить точно, что же это была за вещь такая, которую я так яростно считала неправильной, но помню, что в ней не было ничего уголовного, ничего предосудительного с точки зрения общества и мне ее выполнение совершенно ничем не грозило. Но мне внутренне она была неправильной, и этого было вполне достаточным основанием, чтобы усесться напротив дверного проема (самой двери не было), направив на него заряженный пистолет.
Дальше происходило что-то незначительное, и, в конце-концов, в проеме появилась женщина. Я взглянула не нее уважительно и внутренне посмеялась - я ведь имела в виду, что не пущу в дом никого, и они понимали это, но решили рискнуть и придраться к формулировке. Свое слово надо держать, и я предложила женщине сесть в кресло. Она холодно сообщила мне, что правительство считает мое неподдержание этой штуки государственной изменой и приговаривает меня к расстрелу, если я буду упорствовать дальше. Я кивнула. Закон есть закон.
Пошла во внутреннюю комнату объяснить все родителям и попрощаться. Они покачали головой - "Да не может же быть, чтобы за это приговаривали к расстрелу. Они, видимо, шутят. Или уловка такая". Я улыбнулась и обняла родителей. Я знала, что не шутят и не уловка.
Когда я вышла из дома, то сразу увидела расстрельную стенку и солдата с винтовкой. Конвоя ко мне не приставили, и я спокойно направилась к солдату. Тот, видно, совсем перенервничал, лицо юное и испуганное, он даже не выдержал дождаться, пока я дойду до места, вскинул винтовку, когда я была еще на полпути и выпустил очередь, едва ли не зажмурившись. Я чувствовала, как медные пули одна за другой проходят сквозь грудную клетку и улыбнулась шире - это оказалось не так больно, как я ожидала. Меня хватило еще на несколько шагов, и с восхитительным чувством - я все сделала честно и правильно - я упала на землю и умерла.
Страшной, действительно беспросветно страшной и жуткой была вторая половина сна, где каким-то образом оказалось так, что мы с Тари как бы поменялись местами, и это она умерла, а я осталась жить. Я не помню, чтобы мне когда-нибудь в жизни снились такие страшные сны.