Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Я все собиралась с духом написать, собиралась, но уж больно замечательно Рожик написала. Только к вечеру, вот, и собралась)
Я тоже очень-очень волнуюсь днем, это такая хрупкая идея, такая хрупкая мечта, которая лелеялась с тех самых пор, как я первый раз прочитала у Леголаськи про стиховечера, настолько хрупкая, что я несколько раз думала было попробовать организовать подобное, но каждый раз мне казалось это неуместным, нескромным - мало ли каким.
Я волнуюсь, у меня даже ничего, в общем, не готово, я так и пришла единственная на самом деле вообще без приготовленных стихов. Несколько раз садилась отбирать, терялась, и в итоге решала - если все получится, то то, что нужно, придет само, вовремя.
Я волнуюсь, но 75, 75, а потом 215 прыжков на скакалке, четыре кружки холодной воды и идти печь печенье, и с этого момента все волнение пропадает, я знаю, что мне делать, я чувствую, что все должно получиться, я ловлю настроение и дальше все само собой.
Эта радость быть - не хозяйкой даже, частью дома, в который приходят живые и настоящие люди.
И два с половиной часа, почти не прерываясь, круг за кругом, и каждое прочитанное каждым проходит прямо сквозь душу, и каждое живое, как огонь в керосинке, глазами их любовалась бы и любовалась, мягкий свет свечей, молоко и виноград. Я так боялась, что что-то будет резать слух, но все так удивительно по-настоящему читают, ну знаете, не "смотрите, вот - Я, а вот - СТИХ, и я его ЧИТАЮ", а — прорастая словами.
Они сидят на диванах и кресле, такие красивые и дышащие, я пристраиваюсь на полу, замыкая круг, и вижу всех, и мне так хорошо, спокойно, уютно и правильно, что сидела бы тут всегда, кажется. Чай с пряностями, печенье с яблоками и корицей, деревянная кружка.
И нужные стихи и правда приходят, еще за половину круга заранее, Цветаева, Джек, Бродский, Лемерт, совершенно внезапный из недр памяти Евтушенко, Пастернак, Полозкова, Мандельштам, Lis Uliss... Я читаю мое любимое Полинино "Граница", и волнуюсь очень - ну в присутствии автора все-таки, но у нее светятся глаза и к последней строфе я успокаиваюсь и дочитываю, как читается.
Один раз срывается голос на "Подменышах" Лемерта (предсказуемо, в общем-то), несколько раз наворачиваются слезы на чужих стихах. Часто-часто хочется обнимать читающих, утыкаться в них лбом и долго-долго молчать.
Я даже не могу разделять и писать про каждого, потому что на эти два с половиной часа все мы, и комната, и небо за окнами, и чай, и свет огня, и молоко, и все-все - как будто становится чем-то единым, и оно совершенно неделимо в моем сознании.
Спасибо огромное вам. Это было как-то совершенно нереально.
13.06.2013 в 11:35
Пишет dreamy Unicorn:<...>
Небо над домом Кэти светлое, всё пахнет травой, и сиренью, и морем. У Кэти пахнет корицей, и яблоками, и тестом, и нагретой духовкой.
У Полины зелёное яблоко из пакета скачет по асфальту, как во фраевском рассказе.
У Ими свет в глазах и тонкие ключицы. Феликс оброс и теперь совсем нарисованный. Я волнуюсь за мало кого здесь знающую Кару, но она по кошачьи замирает в кресле, и лучше бы я поволновался за себя. Кэти рассекает по квартире лёгкая, быстрая, искренняя - вот кто тут явно не озабочен тем, куда бы постелить соломки - хорошо-то как.
Ну и уж - как полагается. У нас чай со специями, молоко, яблоки, кружки, свечи (куда без свечей), керосинка, свежеиспечённое печенье (у меня не получается даже представить, что я могу что-то материальное прямо таки есть, но один их вид и запах - уже чудесный оберег для атмосферо-безопасности, и я гляжу на них с нежностью).
Главное, что становится ясно почти сразу - всё очень настоящее, и потому очень простое, меньше всего нужно волноваться про "неестественно" и про "а как". Начинает Кэти - и оно идёт.
Я мну пальцами заготовленные листы, уговариваю себя начать со светлого, с простого, с вот этого вот или вот этого, но тут уговоры не при чём, всё внутри знает, что оно хочет читать и я начинаю с для меня внезапного (я такие стихи обычно никогда не читаю ни в слух ни про себя) стихотворения Полозковой.
"Когда мы тоже не подохнем в тридцать.." - внутри я очень злой и очень радостный от того, что можно быть.
Феликс грассирует, читает (если я что-то напутаю про кого-то - извините, я такой вот, несовершенный) Гёте, и Гумилёва, и Волошина, и вот - Ахматову. Негромко и доверительно.
Ими говорит быстро, серьёзно, отчаянно, принесла Алю Кудряшёву, и Полозкову и (конечно) Джека-с-Фонарём (без которого я бы был там совсем другим).
Кэти делает со стихами это вот моё любимое - читает их так, что они звучат просто искренней речью, кладёт в них много своих интонаций, и насмешливых, и нежных, читает всякое, от Бродского до Лемерта.
Кара внезапно для меня читает совсем тепло и осторожно-лёгко какие-то свои любимые, искренние именно в её исполнении вещи.
У Полины Бродцкий, и звенящий-веляющий-ускользающий_такой Рембо, и нежный Пастернак. И свои стихи.
Очень красиво всё, в несколько раз красивей от того, что каждый звучит и со стихом существует совсем по своему.
Я читал вот два Полозковой (для меня они злые и себя-выстраивающие), и два от Танды (домашнее одно и грустное другое), и Дану Сидерос (про Яна - всегда здорово, а со вторым я затянул и трудный размер, но я люблю его ж очень), и то самое про "как настроение? - норм" (неосознанно про себя посвятив его Реде), и много из ЖЖ alter эхо (три? четыре?) и наверное это всё. Раскиданные листы потом безалаберно оставил у Кэти на полу - надеюсь она им скорее рада, чем нет.
У нас с Ими заготовленное кончилось почти одновременно - считаю хорошим знаком синхронности.
Обниматься в конце - отличное дао.
Спасибо огромное всем, кто пришёл - для меня это было очень важно.
URL записиНебо над домом Кэти светлое, всё пахнет травой, и сиренью, и морем. У Кэти пахнет корицей, и яблоками, и тестом, и нагретой духовкой.
У Полины зелёное яблоко из пакета скачет по асфальту, как во фраевском рассказе.
У Ими свет в глазах и тонкие ключицы. Феликс оброс и теперь совсем нарисованный. Я волнуюсь за мало кого здесь знающую Кару, но она по кошачьи замирает в кресле, и лучше бы я поволновался за себя. Кэти рассекает по квартире лёгкая, быстрая, искренняя - вот кто тут явно не озабочен тем, куда бы постелить соломки - хорошо-то как.
Ну и уж - как полагается. У нас чай со специями, молоко, яблоки, кружки, свечи (куда без свечей), керосинка, свежеиспечённое печенье (у меня не получается даже представить, что я могу что-то материальное прямо таки есть, но один их вид и запах - уже чудесный оберег для атмосферо-безопасности, и я гляжу на них с нежностью).
Главное, что становится ясно почти сразу - всё очень настоящее, и потому очень простое, меньше всего нужно волноваться про "неестественно" и про "а как". Начинает Кэти - и оно идёт.
Я мну пальцами заготовленные листы, уговариваю себя начать со светлого, с простого, с вот этого вот или вот этого, но тут уговоры не при чём, всё внутри знает, что оно хочет читать и я начинаю с для меня внезапного (я такие стихи обычно никогда не читаю ни в слух ни про себя) стихотворения Полозковой.
"Когда мы тоже не подохнем в тридцать.." - внутри я очень злой и очень радостный от того, что можно быть.
Феликс грассирует, читает (если я что-то напутаю про кого-то - извините, я такой вот, несовершенный) Гёте, и Гумилёва, и Волошина, и вот - Ахматову. Негромко и доверительно.
Ими говорит быстро, серьёзно, отчаянно, принесла Алю Кудряшёву, и Полозкову и (конечно) Джека-с-Фонарём (без которого я бы был там совсем другим).
Кэти делает со стихами это вот моё любимое - читает их так, что они звучат просто искренней речью, кладёт в них много своих интонаций, и насмешливых, и нежных, читает всякое, от Бродского до Лемерта.
Кара внезапно для меня читает совсем тепло и осторожно-лёгко какие-то свои любимые, искренние именно в её исполнении вещи.
У Полины Бродцкий, и звенящий-веляющий-ускользающий_такой Рембо, и нежный Пастернак. И свои стихи.
Очень красиво всё, в несколько раз красивей от того, что каждый звучит и со стихом существует совсем по своему.
Я читал вот два Полозковой (для меня они злые и себя-выстраивающие), и два от Танды (домашнее одно и грустное другое), и Дану Сидерос (про Яна - всегда здорово, а со вторым я затянул и трудный размер, но я люблю его ж очень), и то самое про "как настроение? - норм" (неосознанно про себя посвятив его Реде), и много из ЖЖ alter эхо (три? четыре?) и наверное это всё. Раскиданные листы потом безалаберно оставил у Кэти на полу - надеюсь она им скорее рада, чем нет.
У нас с Ими заготовленное кончилось почти одновременно - считаю хорошим знаком синхронности.
Обниматься в конце - отличное дао.
Спасибо огромное всем, кто пришёл - для меня это было очень важно.
Я тоже очень-очень волнуюсь днем, это такая хрупкая идея, такая хрупкая мечта, которая лелеялась с тех самых пор, как я первый раз прочитала у Леголаськи про стиховечера, настолько хрупкая, что я несколько раз думала было попробовать организовать подобное, но каждый раз мне казалось это неуместным, нескромным - мало ли каким.
Я волнуюсь, у меня даже ничего, в общем, не готово, я так и пришла единственная на самом деле вообще без приготовленных стихов. Несколько раз садилась отбирать, терялась, и в итоге решала - если все получится, то то, что нужно, придет само, вовремя.
Я волнуюсь, но 75, 75, а потом 215 прыжков на скакалке, четыре кружки холодной воды и идти печь печенье, и с этого момента все волнение пропадает, я знаю, что мне делать, я чувствую, что все должно получиться, я ловлю настроение и дальше все само собой.
Эта радость быть - не хозяйкой даже, частью дома, в который приходят живые и настоящие люди.
И два с половиной часа, почти не прерываясь, круг за кругом, и каждое прочитанное каждым проходит прямо сквозь душу, и каждое живое, как огонь в керосинке, глазами их любовалась бы и любовалась, мягкий свет свечей, молоко и виноград. Я так боялась, что что-то будет резать слух, но все так удивительно по-настоящему читают, ну знаете, не "смотрите, вот - Я, а вот - СТИХ, и я его ЧИТАЮ", а — прорастая словами.
Они сидят на диванах и кресле, такие красивые и дышащие, я пристраиваюсь на полу, замыкая круг, и вижу всех, и мне так хорошо, спокойно, уютно и правильно, что сидела бы тут всегда, кажется. Чай с пряностями, печенье с яблоками и корицей, деревянная кружка.
И нужные стихи и правда приходят, еще за половину круга заранее, Цветаева, Джек, Бродский, Лемерт, совершенно внезапный из недр памяти Евтушенко, Пастернак, Полозкова, Мандельштам, Lis Uliss... Я читаю мое любимое Полинино "Граница", и волнуюсь очень - ну в присутствии автора все-таки, но у нее светятся глаза и к последней строфе я успокаиваюсь и дочитываю, как читается.
Один раз срывается голос на "Подменышах" Лемерта (предсказуемо, в общем-то), несколько раз наворачиваются слезы на чужих стихах. Часто-часто хочется обнимать читающих, утыкаться в них лбом и долго-долго молчать.
Я даже не могу разделять и писать про каждого, потому что на эти два с половиной часа все мы, и комната, и небо за окнами, и чай, и свет огня, и молоко, и все-все - как будто становится чем-то единым, и оно совершенно неделимо в моем сознании.
Спасибо огромное вам. Это было как-то совершенно нереально.