Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Тонкие лужи в крепком льду, я радостно вдыхаю уже начинающий понемногу обжигать легкие морозом воздух (всего на первые пару вдохов, но уже хорошо), а Шорох, видимо, остается на чердаке уже до весны, я все же, наверное, пока не готова переобувать его в шипованную резину.
Зима - она такая специальная, чтобы ходить пешком.
Как и поздняя осень, впрочем.
У меня снова есть шенген, а это значит, что Балтийское море снова всего лишь на другом конце трассы.
В финском визовом центре уже стоят очаровательные елки с игрушками-оленями, и тень чего-то теплого все-таки касается меня (или я очень хочу в это верить). Я всеми силами хочу вернуть то волшебно-сказочное чувство трепета, с которым я неизменно ждала Нового года. Каждый год всю свою сознательную жизнь.
А, когда я чего-то очень сильно в себе хочу, как правило, у меня это выходит.
Иначе будет совсем нечестно.
Иду покупать нам с Аланкуном билеты на воскресную "Оргию Праведников" (айда, айда, кстати?), а над Фонтанкой - целая стая чаек, и со мной заговаривает очаровательный старичок, и солнце светит в затылок.
Прихожу вечером к Каре с Графом, и как у них хорошо и славно.
Если что-то и есть во мне почти всегда легкого и дышащего, так это запястья. Я сижу и чувствую, как тепло и легкость опускается в ладони и разбегается по пальцам, поднимается до локтя и легкими струнами доходит даже до плечей. Я пребираю непривычно легкими пальцами (ну а еще они сами тихонечко танцуют) и бессознательно разворачиваю кисти ладонями вверх - редкий и самый теплый жест.
У Кары в гостях какой-то мальчик, я смотрю на него, улыбаюсь и думаю о том, что год-полтора назад он неминуемо раздражал бы меня, а сейчас он просто есть, и он часть мира, и это хорошо, и во мне нет ничего против.
А еще я краем сознания вспоминаю что-то из давнего и думаю, как славно, что я все же справилась с больной и болезненной инстинктивной потребностью всем нравится, так, что уже и не помню почти никогда, что когда-то так тоже было, а если и вспоминаю, то с приятным недоумением.
Граф показывает мне первые две серии аниме, названия которого я не запомнила, но что-то про крылья, оно чудовищно эклектичное, очень красивое, жутко милое (кое-где чрезмерно, возможно), с красивейшими остами, а речевое поведение персонажей периодически расходится со здравым смыслом в разные галактики, но мне, видимо, нравится-нравится.
Мне выдают часы на цепочке и истрепанное, а от того еще более трогательное аланкуновское "Имя ветра".
Часы, которые в субботу были часами Доктора, и вокруг которых я радостно прыгала, Катенька пообещала подарить тому, кто выиграет в го, я и забыла про это напрочь, пока Аланкун сегодня не сказал, что они ждут меня у Графа. Теперь я буду таскать их на работу, вспоминать про Доктора каждый раз, сверяя время, и укрепляться в принятии, терпении и доброте, дадада.
Два часа у Кары с Графом - и я опять морально готов много работать.
Все очень просто.
Я могу быть бессмысленным,
Выбрать пути не те,
Но есть смелая истина
В широте-долготе.
Мне ничего не нужно и ничего не жаль,
Голым и безоружным взлетаю вдаль.
Не рви мою грудь, там только суть, сердце навылет.
Кто хочет любить - сразу убит, так нас учили.
О, дай подержать желтый закат, иллюминатор!
В босых небесах - крыльев размах, я - авиатор.
Зима - она такая специальная, чтобы ходить пешком.
Как и поздняя осень, впрочем.
У меня снова есть шенген, а это значит, что Балтийское море снова всего лишь на другом конце трассы.
В финском визовом центре уже стоят очаровательные елки с игрушками-оленями, и тень чего-то теплого все-таки касается меня (или я очень хочу в это верить). Я всеми силами хочу вернуть то волшебно-сказочное чувство трепета, с которым я неизменно ждала Нового года. Каждый год всю свою сознательную жизнь.
А, когда я чего-то очень сильно в себе хочу, как правило, у меня это выходит.
Иду покупать нам с Аланкуном билеты на воскресную "Оргию Праведников" (айда, айда, кстати?), а над Фонтанкой - целая стая чаек, и со мной заговаривает очаровательный старичок, и солнце светит в затылок.
Прихожу вечером к Каре с Графом, и как у них хорошо и славно.
Если что-то и есть во мне почти всегда легкого и дышащего, так это запястья. Я сижу и чувствую, как тепло и легкость опускается в ладони и разбегается по пальцам, поднимается до локтя и легкими струнами доходит даже до плечей. Я пребираю непривычно легкими пальцами (ну а еще они сами тихонечко танцуют) и бессознательно разворачиваю кисти ладонями вверх - редкий и самый теплый жест.
У Кары в гостях какой-то мальчик, я смотрю на него, улыбаюсь и думаю о том, что год-полтора назад он неминуемо раздражал бы меня, а сейчас он просто есть, и он часть мира, и это хорошо, и во мне нет ничего против.
А еще я краем сознания вспоминаю что-то из давнего и думаю, как славно, что я все же справилась с больной и болезненной инстинктивной потребностью всем нравится, так, что уже и не помню почти никогда, что когда-то так тоже было, а если и вспоминаю, то с приятным недоумением.
Граф показывает мне первые две серии аниме, названия которого я не запомнила, но что-то про крылья, оно чудовищно эклектичное, очень красивое, жутко милое (кое-где чрезмерно, возможно), с красивейшими остами, а речевое поведение персонажей периодически расходится со здравым смыслом в разные галактики, но мне, видимо, нравится-нравится.
Мне выдают часы на цепочке и истрепанное, а от того еще более трогательное аланкуновское "Имя ветра".
Часы, которые в субботу были часами Доктора, и вокруг которых я радостно прыгала, Катенька пообещала подарить тому, кто выиграет в го, я и забыла про это напрочь, пока Аланкун сегодня не сказал, что они ждут меня у Графа. Теперь я буду таскать их на работу, вспоминать про Доктора каждый раз, сверяя время, и укрепляться в принятии, терпении и доброте, дадада.
Два часа у Кары с Графом - и я опять морально готов много работать.
Все очень просто.
Я могу быть бессмысленным,
Выбрать пути не те,
Но есть смелая истина
В широте-долготе.
Мне ничего не нужно и ничего не жаль,
Голым и безоружным взлетаю вдаль.
Не рви мою грудь, там только суть, сердце навылет.
Кто хочет любить - сразу убит, так нас учили.
О, дай подержать желтый закат, иллюминатор!
В босых небесах - крыльев размах, я - авиатор.