Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Минутка пафосной херни.
Когда очень долго учишься грациозно ходить по битым стеклам, в какой-то странный момент понимаешь, что битых стекол-то под ногами уже нет.
Больше не надо ничего превозмогать, ни с чем спорить и ничего преодолевать на излете сил.
Не к тому, что можно валяться на диване и болтать ногами (хотя можно, если надо), а к тому, что все тебе в руку и все споро, и все соразмерно твоим силам, и ничего не бьет тебя с размаху прямо в легкие в самый неожиданный момент, и нигде не перекрывает воздух - просто иди.
В какой-то странный момент понимаешь, что ты уже очень давно не копался у себя в голове и сердце - не потому что стараешься не замечать, а потому что все то самое мерзкое копошащееся, кишащее, что должно было быть распутано и выскоблено, уже распутано, выскоблено и преобразовано. А то неизбежное, что осталось - уже только рутинная ежедневная работа, не всегда приятная, но уже не сложная, почти не болезненная, что-то вроде ухода за волосами, или уборки в комнате.
Тогда очень сложно становится принять и это как правильное. Потому что часть тебя искренне считает, что когда ты легок и смеешься, идя по битым стеклам, прикрывая юбкой в пол к чертовой матери разодранные ноги - то это годно и правильно. А если под тобой теплая земля, и ступать легко - это почти государственная измена, и гроша тогда ломаного это все не стоит.
Но проходит и это.
И битые стекла становятся просто барьером, который отделяли тебя когда-то от земли, которую ты любишь, и которая - ты. И заставили увидеть небо, которое - тоже ты.
А барьеров нет, кроме тех, что внутри твоей головы. Тем более - между тобой и тобой.
Впереди еще очень длинная дорога.
Когда очень долго учишься грациозно ходить по битым стеклам, в какой-то странный момент понимаешь, что битых стекол-то под ногами уже нет.
Больше не надо ничего превозмогать, ни с чем спорить и ничего преодолевать на излете сил.
Не к тому, что можно валяться на диване и болтать ногами (хотя можно, если надо), а к тому, что все тебе в руку и все споро, и все соразмерно твоим силам, и ничего не бьет тебя с размаху прямо в легкие в самый неожиданный момент, и нигде не перекрывает воздух - просто иди.
В какой-то странный момент понимаешь, что ты уже очень давно не копался у себя в голове и сердце - не потому что стараешься не замечать, а потому что все то самое мерзкое копошащееся, кишащее, что должно было быть распутано и выскоблено, уже распутано, выскоблено и преобразовано. А то неизбежное, что осталось - уже только рутинная ежедневная работа, не всегда приятная, но уже не сложная, почти не болезненная, что-то вроде ухода за волосами, или уборки в комнате.
Тогда очень сложно становится принять и это как правильное. Потому что часть тебя искренне считает, что когда ты легок и смеешься, идя по битым стеклам, прикрывая юбкой в пол к чертовой матери разодранные ноги - то это годно и правильно. А если под тобой теплая земля, и ступать легко - это почти государственная измена, и гроша тогда ломаного это все не стоит.
Но проходит и это.
И битые стекла становятся просто барьером, который отделяли тебя когда-то от земли, которую ты любишь, и которая - ты. И заставили увидеть небо, которое - тоже ты.
А барьеров нет, кроме тех, что внутри твоей головы. Тем более - между тобой и тобой.
Впереди еще очень длинная дорога.