Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Как-то так вот.
Это все очень странно осознавать. Приехала домой с конюшни, почистила трекинги. Сразу. Не кинула в угол до "когда время будет", а аккуратно отмыла, обработала и поставила сушиться.
Пока мыла, вдруг думала, как это все странно же.
Я ухаживаю за домом, одеждой, волосами и цветами. Я глажу вещи. Хорошо готовлю.
Мне двадцать три с половиной.
В какой момент эта цифра стала весомой?
Я ночую дома, потому что мне хорошо ночевать дома. В моей сложной семье впервые мир и тепло - уже больше полугода. Я сделала дом здесь, и он получился домом.
Я научилась покою и равновесию. Я улыбаюсь внутри себя. Почти все время. Из меня ушел весь внутренний пиздец, с которым я кропотливо и постепенно разбиралась - сколько - семь лет. Осталась радость и безумие, и разрослась любовь.
Я зарабатываю ровно столько, сколько мне нужно, и мне не нужно больше. У меня танец, дерево, лошади и гитара.
Я ни о чем не жалею. Хорошо, почти ни о чем - но все я принимаю, это точно.
Я много чего придумываю. Постоянно. Внутри головы.
Я уже не пытаюсь нравиться - никому. Все есть так, как есть. И мне нравятся все, или почти все, искренне и глубоко. И есть даже те, кого я люблю.
Я понимаю, чем хочу заниматься и как жить, и зачем я этого хочу.
Мне двадцать три с половиной и я глажу свои юбки. Я - глажу. Юбки.
Очень много всего еще, но именно это сейчас удивляет меня.
Так случилось, что у меня так и не случилось этих традиционных периодов - я не пила и не ходила в клубы, не хлопала дверьми и не уходила из дома, не меняла мальчиков, не красила волосы, не вешала плакатов в комнату. Не занималась одной только учебой. Не вышла замуж. И уже вряд ли буду, хотя всякое может случиться.
У меня будут дети, поездки и кот. Обязательно кот.
Или кошка.
И работа.
А я ведь действительно чертовски люблю работать.
Мне двадцать три с половиной, и уже несколько лет хаос вокруг меня оркеструется в космос.
Я не знаю, как можно писать про жизнь. Я вот все пишу здесь чего-то, много пишу - а оно на самом деле все такое цельное и единое, и огромное, что никак нельзя про него писать, какие поля и конюшни, какая любовь к людям, господи, о чем я пытаюсь писать вообще, когда я даже не могу хоть немного примерно рассказать, как это - когда выходишь вечером к Неве, садишься тихонечко на набережную и слушаешь, слушаешь, чувствуешь, и все проходит через тебя, и вода у ног, и самое важное на свете - это вот эта вот вода и ветер с моря, и от сердца во все стороны разворачивается мир - вернее, там всем, и центробежной, и центростремительной силами, и "из", и "в", а ты сидишь и тебя нет, и ты есть все, и - ну вот что я сейчас пытаюсь объяснить вообще. А это же просто рандомный кусок.
Идешь по жизни, и каждый шаг - цельным куском, и все едино, и об одном, и в одно.
Звучит как-то неимоверно лихо закручено, богемно и сложно, и прямо-так утонченно-грациозно, а на самом деле все простое, как яблоко, опять же, и веселое, и безумное, и нелепое, и ебанутое, и легкое, и смешное. А как рассказать это таким, какое оно есть, я не знаю, и получается лирическая чушь.
Поэтому ни про что нельзя говорить.
Но не говорить тоже никак нельзя.
Поэтому мне двадцать три, и я пишу про маяк.
Тшшшшшшш.
Спать.
Это все очень странно осознавать. Приехала домой с конюшни, почистила трекинги. Сразу. Не кинула в угол до "когда время будет", а аккуратно отмыла, обработала и поставила сушиться.
Пока мыла, вдруг думала, как это все странно же.
Я ухаживаю за домом, одеждой, волосами и цветами. Я глажу вещи. Хорошо готовлю.
Мне двадцать три с половиной.
В какой момент эта цифра стала весомой?
Я ночую дома, потому что мне хорошо ночевать дома. В моей сложной семье впервые мир и тепло - уже больше полугода. Я сделала дом здесь, и он получился домом.
Я научилась покою и равновесию. Я улыбаюсь внутри себя. Почти все время. Из меня ушел весь внутренний пиздец, с которым я кропотливо и постепенно разбиралась - сколько - семь лет. Осталась радость и безумие, и разрослась любовь.
Я зарабатываю ровно столько, сколько мне нужно, и мне не нужно больше. У меня танец, дерево, лошади и гитара.
Я ни о чем не жалею. Хорошо, почти ни о чем - но все я принимаю, это точно.
Я много чего придумываю. Постоянно. Внутри головы.
Я уже не пытаюсь нравиться - никому. Все есть так, как есть. И мне нравятся все, или почти все, искренне и глубоко. И есть даже те, кого я люблю.
Я понимаю, чем хочу заниматься и как жить, и зачем я этого хочу.
Мне двадцать три с половиной и я глажу свои юбки. Я - глажу. Юбки.
Очень много всего еще, но именно это сейчас удивляет меня.
Так случилось, что у меня так и не случилось этих традиционных периодов - я не пила и не ходила в клубы, не хлопала дверьми и не уходила из дома, не меняла мальчиков, не красила волосы, не вешала плакатов в комнату. Не занималась одной только учебой. Не вышла замуж. И уже вряд ли буду, хотя всякое может случиться.
У меня будут дети, поездки и кот. Обязательно кот.
Или кошка.
И работа.
А я ведь действительно чертовски люблю работать.
Мне двадцать три с половиной, и уже несколько лет хаос вокруг меня оркеструется в космос.
Я не знаю, как можно писать про жизнь. Я вот все пишу здесь чего-то, много пишу - а оно на самом деле все такое цельное и единое, и огромное, что никак нельзя про него писать, какие поля и конюшни, какая любовь к людям, господи, о чем я пытаюсь писать вообще, когда я даже не могу хоть немного примерно рассказать, как это - когда выходишь вечером к Неве, садишься тихонечко на набережную и слушаешь, слушаешь, чувствуешь, и все проходит через тебя, и вода у ног, и самое важное на свете - это вот эта вот вода и ветер с моря, и от сердца во все стороны разворачивается мир - вернее, там всем, и центробежной, и центростремительной силами, и "из", и "в", а ты сидишь и тебя нет, и ты есть все, и - ну вот что я сейчас пытаюсь объяснить вообще. А это же просто рандомный кусок.
Идешь по жизни, и каждый шаг - цельным куском, и все едино, и об одном, и в одно.
Звучит как-то неимоверно лихо закручено, богемно и сложно, и прямо-так утонченно-грациозно, а на самом деле все простое, как яблоко, опять же, и веселое, и безумное, и нелепое, и ебанутое, и легкое, и смешное. А как рассказать это таким, какое оно есть, я не знаю, и получается лирическая чушь.
Поэтому ни про что нельзя говорить.
Но не говорить тоже никак нельзя.
Поэтому мне двадцать три, и я пишу про маяк.
Тшшшшшшш.
Спать.