Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
В переходе на Невском сидит на стульчике элегантный мужчина за пятьдесят с отличнейшей электрогитарой и очень приличным комбиком и чертовски душевно джемит, поглядывая в айпад.
Я зависаю минут на двадцать, а потом угощаю его чаем из своей кружки - с корицей и гвоздикой. Это же все равно, что обнять.
Потому что я, конечно, любви кусок, когда кто-то хорошо играет.
В нескольких магазинах игрушек не находится ни одной пони, которая не выглядела бы, как пиздец. Поэтому для шеф-редактора я покупаю слона и приклеиваю к нему дома бумажные крылья. Синей изолентой, ясное дело.
Так задерживаюсь в Катерине, что меня не замечают и закрывают все двери - потом добрая старушка с солнечным взглядом отпирает все обратно, чтобы выпустить меня, но не ворчит, а только улыбается и говорит теплое.
Случайно зацепляюсь глазами за внутренний балкончик в баре на Большой Конюшенной. Балкончик деревянный, увит еловыми ветками, на которых висят красные шары, да и вообще душевный какой-то. Захожу, занимаю на нем единственный столик, и по совету мальчика-официанта беру какое-то хитрое фруктовое пиво, которое совершенно внезапно оказывается восхитительным. Уточню - пиво я терпеть не могу как класс и приятное пробовала единственный раз в жизни. И вообще хорошо очень.
Пишу Полине в полной уверенности, что она в Москве, оказывается - уже приехала, и вдруг она подрывается ко мне.
Ждать час - самое время писать письмо сестренке, кому же еще писать письма.
Полина теплая, растрепанно-нецельная и очень хорошая, рисуем и говорим, в двенадцатом часу идем покупать картошку фри в Макдак, мальчик на улице предлагает постучать по джамбею и тоже получает чаю, идем до Сенной - как будто чуть-чуть над тротуаром.
Просто Рождество скоро.
Ну или просто жизнь такая волшебная.
Я зависаю минут на двадцать, а потом угощаю его чаем из своей кружки - с корицей и гвоздикой. Это же все равно, что обнять.
Потому что я, конечно, любви кусок, когда кто-то хорошо играет.
В нескольких магазинах игрушек не находится ни одной пони, которая не выглядела бы, как пиздец. Поэтому для шеф-редактора я покупаю слона и приклеиваю к нему дома бумажные крылья. Синей изолентой, ясное дело.
Так задерживаюсь в Катерине, что меня не замечают и закрывают все двери - потом добрая старушка с солнечным взглядом отпирает все обратно, чтобы выпустить меня, но не ворчит, а только улыбается и говорит теплое.
Случайно зацепляюсь глазами за внутренний балкончик в баре на Большой Конюшенной. Балкончик деревянный, увит еловыми ветками, на которых висят красные шары, да и вообще душевный какой-то. Захожу, занимаю на нем единственный столик, и по совету мальчика-официанта беру какое-то хитрое фруктовое пиво, которое совершенно внезапно оказывается восхитительным. Уточню - пиво я терпеть не могу как класс и приятное пробовала единственный раз в жизни. И вообще хорошо очень.
Пишу Полине в полной уверенности, что она в Москве, оказывается - уже приехала, и вдруг она подрывается ко мне.
Ждать час - самое время писать письмо сестренке, кому же еще писать письма.
Полина теплая, растрепанно-нецельная и очень хорошая, рисуем и говорим, в двенадцатом часу идем покупать картошку фри в Макдак, мальчик на улице предлагает постучать по джамбею и тоже получает чаю, идем до Сенной - как будто чуть-чуть над тротуаром.
Просто Рождество скоро.
Ну или просто жизнь такая волшебная.