[сирокко и вереск]

Не знаю, говорит ли это что-нибудь о религиозности литовцев, но сегодня все церкви, которые я проходила мимо между 11ю и 12ю, время мессы во многих, были не просто заполнены прихожанами - битком набиты, как Катерина в рождественскую ночь. Не знаю, может, конечно, у нас в павославных что-то подобное - никогда не была на службах.
Теплое - через стеклянные двери одной из церквей видела, как прихожане зааплодировали проповеднику, когда он покидал кафедру. Меня всегда радуют возможности выразиь благодарность. Очень любила университетскую традицию аплодировать особенно хорошим лекторам.
У них тут, как я посмотрю, вообще во многом свое католичество с блекджеком.


Но речь сегодня не о том.
Поезд в Таркай летит сквозь холмы и поля (в очередной раз думаю, что пожухлую траву считаю самой красивой все-таки), в наушниках светлое, поезд смешной, коротенький и двухэтажный.

Люди, которые выходят вместе со мной, сразу устремляются к замку. Я немного медлю и выхожу на причал, сажусь на край и свешиваю ноги.
Лед такой прозрачный, что кажется - тонкий, но стоит вглядеться, как увидишь тоненькие белесоватые - словно бы трещины в толще, которые уходят глубоко-глубоко. Заросли камыша и рогоза почти неподвижны, на лед - хоть с конькми выходить, такой гладкий, скользящий, ровный. Очень тихо. Сердцем чую: скоро придет большой ветер.

Вокруг высокого белостенного храма - деревянные скульптуры, чертовски смахивающие на идолов.
Внутри - очень пусто, очень светло и откуда-то раздается пение. Чистый, поставленный, красивый мужской голос. И пустой храм. Вертеп в сене и соломе, опускаешься на колени и, наконец, приходят нужные слова.
Выходишь совсем легким и спокойным.

Ветер начинает подниматься, когда подхожу к первому, полуостровному замку. Летят первые снежинки, по озеру начинает носиться поземка.
Когда я подхожу к первому мосту, поднимается нешуточная метель. Туристы ускоряют шаг и прячутся кто куда, я медленно и почти торжественно иду по мостам к замку. Это мое личное чудо.

многострок, в общем. Про замок и всякое другое чудесное.

Бушующая вьюга за средневековыми окнами охотничьего зала. Небольшой внутренний двор с лестницами темного дерева заполнен летящим во все стороны снегом. Тронный зал с креслами царствующих особ - готические зрамы в миниатюре. Черепица, которая стремительно покрывается ровным белым слоем. Сильнейшее ощущение причастности.

Еще по пути к замку заприметила чудеснейшее место, небольшой домик с домашней кухней, заглянула в окно - ну конечно, битком набито людьми. Если бы не это, думаю, ну да ладно.
Возвращаюсь обратно, загадываю - хоть бы столик у окна освободился, как бы хорошо, но по ступенькам поднимаюсь без тени надежды. Как вдруг за дверью оказывается совершенно пустая комнатка, только две девушки в углу сидят, как будто мне померещилась вся эта толпа людей, и никто никогда сюда, кроме своих, не заходит.

Добродушный литовец-хозяин приносит домашние цепеллины - местное национальное блюдо, вкуснейшие, как тысяча чертей, и айвовый чай - по ощущению прямо глинтвейн.
Насколько здесь все хорошо, тепло, уютно, с душой и стилем - никаких слов не хватит описать. Через какое-то время уходят и девушки. "Закрываться надо бы, - говорит хозяин. - Да вы сидите, - видя, что я встрепенулась уходить, - пока тут все убрать, не торопитесь, пейте чай потихоньку".

Только большой свет выключает, оставляя небольшие - "Чтобы не привлекать посторонних". А я только рада.
И мягкий джаз играет себе тихонечко - то ли у меня чутье безупречное, то ли везение, то ли во всех литовских заведениях играет как на подбор музыка из моих любимых. В конце-концов и вовсе начинает петь Кокер, от тембра и манеры которого я, конечно, удав по стекловате. И замок из окна.

В какой-то момент становится до того хорошо, что мне вполне всерьез хочется пойти и обнять если не хозяина, то деревянный столб, подпирающий крышу. Ограничиваюсь тем, что обнимаю кружку (потом буду снеговиков по дороге обимать. Зачем мне вообще спиртное - разве что в чай добавлять). Вдруг обнаруживаю, что перепутала время электрички, все еще можно попробовать успеть, если сорваться и побежать - но зачем. В каком направлении Вильнюс, я знаю, а когда этого было недостаточно.
"Можно лежать на мосту и смотреть, как течет вода. Или бегать, или бродить по болоту в красных сапожках, или же свернуться клубочком и слушать, как дождь стучит по крыше. Быть счастливой очень легко".

А потом - потом на улицу, а там все разом белое: крыши, стены, деревья - облеплены снегом со всех сторон, каждая травинка густо окутана белоснежным, и все озеро, конечно.
Идти одной по тишине, все как я люблю, снег в свете фонарей, лодки на берегу, тихонечко позванивает камыш.

Наконец, где-то через час вижу что-то похожее на большую автобусную остановку, подхожу - да, автобусная, да, до Вильнюса, да, как раз через три минуты подъедет.
Оказалось, раз в два часа ходят.

И долго-долго по совсем теперь уже сказочному белому насквозь старому городу. Собиралась я завтра стопом до моря, но, если хоть отчасти вся красота останется - да куда я отсюда уеду.
Слишком уж волшебное.


Тут, конечно, должно быть что-то из рождественского альбома Libera, который я слушала, пока бродила по заснеженному городу, но Кокер же.

Comments

Я всегда завидовал твоим отношениям с миром. Тому, как ты все это воспринимаешь.
Насколько у меня все скучнее.