Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Город мигом обволакивает тебя целиком, как руку - тонкая кожаная, много лет ношенная перчатка.
Но боковым зрением все еще видишь горы на горизонте.

Неровное одеяло облаков из иллюминатора самолета, над которыми сияет полная луна - чистый Рерих.
Человек в Томске с татуировкой маяка на руке дарит губную гармошку.
Обжигающе холодные горные реки сносят течением, ноги сводит очень быстро, и каждый раз остаешься в воде чуть дольше, чем следовало бы, очень уж хорошо.
Задерживаюсь в пещере, встаю неподвижно и гашу фонарик. Несмотря на капающую воду, от непривычной тишины скоро начинает звенеть в ушах и остается только неподвижность.
Снежник плотный и сероватый, журчит где-то внизу водой, не можешь отделаться от мысли о том, какая же это чудовищная масса снега, и какой же чудовищной она была полгода назад.
Засыпать под кедрой просторно, звездно, уютно и спокойно. Просыпаешься ночью только если луна слишком сильно бьет в глаз, или бурундуки топчутся по пенке. Снова засыпаешь мирно.
Каждый новый перевал фантастичнее предыдущего.

Я не помню когда-нибудь и где-нибудь такого отчетливого и яркого ощущения - ты на своем месте - как когда идешь на лошади вслед за проводником, вверх и вниз по склонам, не торопясь и оглядывая спокойно окрестности. В карманы походных штанов помещается почти все, что тебе, в сущности, нужно иметь в жизни, нож привычно висит на крепком ремне. Все прочее осыпалось блестками, тело привычно вторит широкому шагу коня, в голове - ровный сосредоточенный покой.

Из гор не уходишь. Горы всегда уносишь в себе.