Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Ну что еще было?

Вот мама притаскивает в комнату здоровый белоснежно-красный букет (в листьях бадана!) с утра и заговорчески сообщает, что подарок будет позже.

Девятнадцать лет, Воннегут - "Смысл человеческой жизни — только в том, чтобы любить тех, кто рядом с тобой, кто нуждается в твоей любви".

Вот я валяюсь в кровати бесконечно, часами, как никогда не валялась (господи, как же я устала-то, что столько валяюсь, думаю).

Двадцать один год. Аквариум - "Да мы ж из серебра-золота, что с нами станется".

Вот - спускаю велосипед с обрыва на канонерке, раскладываю на песке пенку, достаю любимый шерстяной плед и термос чая с виски и специями. И долго-долго смотрю на раскинутый залив, в мое море, на проплывающие баржи на пляже, который сейчас никому, кроме меня, не нужен.

Двадцать лет. Светлакова - "Мы сидим здесь, в аудитории, и ля-ля-ля. В то время, как кто-то варит железо, ведет "Сапсан" в Москву... И за эту внутреннюю свободу созерцания мы несем огромную нравственную ответственность"

Вот - родители дарят мельницу, которая приехала прямо из Ла-Манчи, еще не до конца собранную - крошечные кирпичики, тоненькие реечки для крыльев, еще не разрезанный шпон для крыши. Отец тайком собирал ее трое суток и все равно не успел. И деревянный ящичек с инструментами для мелкой работы по дереву.

Двадцать три года. Хёг - "Это такой способ жить, когда смерть все время рядом, и тем не менее всегда много сил, энергии и сострадания".

Вот - сижу вечером тихонечко у Кары с Графом на подоконнике, говорю негромко, как вдруг - звонок в дверь, а там внезапно мои дорогие и торт с зажженными свечами. И говорить, и смеяться, и гитара, и кальян, и любить очень сильно.

Семнадцать лет. ДДТ - "Храни меня среди огня, мой светлый звук - тебе, мой друг. Ты кормишь хлеб, ты веришь в соль, и легок крест, и прост пароль. И если даже я на дне, любовь, подумай обо мне.

Вот - на гранитном спуске недалеко от Спортивной мы с любимыми коллегами свешиваемся к самой Неве, и, один за другим, плывет по темной ночной воде белоснежная флотилия бумажных корабликов с пожеланиями.

Школа. Бредбери. – Том! – И тише: – Том… Как по-твоему, все люди знают… знают, что они… живые?
– Ясно, знают! А ты как думал?
– Хорошо бы так, – прошептал Дуглас. – Хорошо бы все знали."


Мне двадцать пять, мне кажется, что знаю, чего я хочу, вокруг меня удивительные люди, я немного умею делать слова, мне не страшно, я начинаю утро с экзерсиса и контрастного душа, я неплохо держусь в седле на самом норовистом жеребце.

Мне двадцать пять, местами я невероятная дура, я очень многого не умею, я неустанно бегаю в своей жизни по таким хлипким мостикам, что, кажется, гравитация подыгрывает мне, раз я все еще держусь на своей высоте.

Мне двадцать пять и я умею слышать свой камертон. Вокруг него можно строить что угодно.

я пришёл к старику берберу, что худ и сед,
разрешить вопросы, которыми я терзаем.
"я гляжу, мой сын, сквозь тебя бьет горячий свет,
-так вот ты ему не хозяин.

бойся мутной воды и наград за свои труды,
будь защитником розе, голубю и - дракону.
видишь, люди вокруг тебя громоздят ады,
-покажи им, что может быть по-другому.

помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы,
ни злой немочи, ненасытной, будто волчица
-ничего страшнее тюрьмы твоей головы
никогда с тобой не случится