Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Впервые праздновала Хеллоуин - спасибо Каре и ее скрытому дню рождения, удивительным образом впервые прониклась всем этим вот.
В какой-то момент он почему-то перестал быть глупо глянцевой картинкой из чужой книжки чужого мира, каким был для меня всегда и обрел плоть, запах, ощущение, смысл.
И у Карочки было очень хорошо - красный свет, тыква, глинтвейн, имбирные пряники-осенние листья, желе и летучие мышки, костюмы причастных. И переместиться на кухню, когда в комнате станет слишком много незнакомых людей, передавать кальян по кругу - Граф, Соня, Бачер, Аланкун. Приятная тяжесть страйкбольного пистолета в руке, осень за тонкими окнами, в которую уже начинает понемногу вкрадываться грядущая зима. Что еще делать, если ярится нечисть, какой бы она ни была, как не смяться и пить горячий глинтвейн в кругу близких, в самом деле. Когда не можешь сказать "я сильнее", можешь сказать - "мне весело, а не страшно".
Ноябрь, время устраиваться уютнее в домах - маленький обжитый клочок посередине хаоса, жечь свечи и любить тех, кто рядом, а потом выходить на холод, все еще немного отдающий теплотой умерших листьев, и подставлять лицо грядущей зиме и темноте.
Сплю, болею, читаю - конечно, "Из праха восставшие".
Слушай, и я расскажу, как нахлынул этот прилив неверия. Иудео-христианский мир лежит в руинах. Неопалимая купина больше не загорится. Христос больше не придет, из страха, что Фома Неверующий его не признает. Тень Аллаха тает под полуденным солнцем. Христиане и мусульмане брошены в мир, раздираемый бессчетными войнами, которые сольются в итоге в одну огромную. Моисей не спустится с горы, ибо на нее не поднимется. Христос не умрет, потому что и не рождался. И все это, имейте в виду, крайне важно для нас, потому что мы суть обратная сторона монетки, подброшенной в воздух — орел или решка? Что победит — святость или нечестивость? Но видите ли вы, что главная проблема не в том, что победит, а в том, победит что-нибудь — или ничто? Не в том, что Иисус одинок и Назарет лежит в запустении, а в том, что большая часть населения уверовала в Ничто. Что не осталось места ни для прекрасного, ни для кошмарного. И мы тоже находимся в опасности, запертые в могиле вместе с так и не распятым плотником. Погребенные под обломками Черного Куба… Мир поднялся на нас войной. И они не называют нас Супостатом, ибо это наполнило бы нас плотью и кровью. Чтобы ударить в лицо, надо видеть это лицо, чтобы сорвать маску, надо видеть маску. Они воюют против нас тем, что притворяются — нет, уверяют друг друга, что нас нет. Это даже не война, а призрак войны. Уверовав в то, во что веруют эти неверующие, мы рассыплем свои кости во прах и развеем их по ветру.
Но видите ли вы, что главная проблема не в том, что победит, а в том, победит что-нибудь, или ничто?
В какой-то момент он почему-то перестал быть глупо глянцевой картинкой из чужой книжки чужого мира, каким был для меня всегда и обрел плоть, запах, ощущение, смысл.
И у Карочки было очень хорошо - красный свет, тыква, глинтвейн, имбирные пряники-осенние листья, желе и летучие мышки, костюмы причастных. И переместиться на кухню, когда в комнате станет слишком много незнакомых людей, передавать кальян по кругу - Граф, Соня, Бачер, Аланкун. Приятная тяжесть страйкбольного пистолета в руке, осень за тонкими окнами, в которую уже начинает понемногу вкрадываться грядущая зима. Что еще делать, если ярится нечисть, какой бы она ни была, как не смяться и пить горячий глинтвейн в кругу близких, в самом деле. Когда не можешь сказать "я сильнее", можешь сказать - "мне весело, а не страшно".
Ноябрь, время устраиваться уютнее в домах - маленький обжитый клочок посередине хаоса, жечь свечи и любить тех, кто рядом, а потом выходить на холод, все еще немного отдающий теплотой умерших листьев, и подставлять лицо грядущей зиме и темноте.
Сплю, болею, читаю - конечно, "Из праха восставшие".
Слушай, и я расскажу, как нахлынул этот прилив неверия. Иудео-христианский мир лежит в руинах. Неопалимая купина больше не загорится. Христос больше не придет, из страха, что Фома Неверующий его не признает. Тень Аллаха тает под полуденным солнцем. Христиане и мусульмане брошены в мир, раздираемый бессчетными войнами, которые сольются в итоге в одну огромную. Моисей не спустится с горы, ибо на нее не поднимется. Христос не умрет, потому что и не рождался. И все это, имейте в виду, крайне важно для нас, потому что мы суть обратная сторона монетки, подброшенной в воздух — орел или решка? Что победит — святость или нечестивость? Но видите ли вы, что главная проблема не в том, что победит, а в том, победит что-нибудь — или ничто? Не в том, что Иисус одинок и Назарет лежит в запустении, а в том, что большая часть населения уверовала в Ничто. Что не осталось места ни для прекрасного, ни для кошмарного. И мы тоже находимся в опасности, запертые в могиле вместе с так и не распятым плотником. Погребенные под обломками Черного Куба… Мир поднялся на нас войной. И они не называют нас Супостатом, ибо это наполнило бы нас плотью и кровью. Чтобы ударить в лицо, надо видеть это лицо, чтобы сорвать маску, надо видеть маску. Они воюют против нас тем, что притворяются — нет, уверяют друг друга, что нас нет. Это даже не война, а призрак войны. Уверовав в то, во что веруют эти неверующие, мы рассыплем свои кости во прах и развеем их по ветру.
Но видите ли вы, что главная проблема не в том, что победит, а в том, победит что-нибудь, или ничто?