Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Это довольно странно, но рабочие тексты никогда не писались так легко, как сейчас, после полугодового перерыва, за который я, кажется, вообще ни одного материала не сделала. Слова ладно и емко складываются друг с другом, тексты структурируются практически сами собой, ну а главное - я, кажется, ни разу не была довольна результатом. А тут смотришь - а славно, кажется, вышло.
Барклай-де-Толли освещен так, что его тень резко вычерчивается прямо на стене Казанского собора, между колонн. Никогда не трогали классические памятники, но тень пробирает до дрожи своей реальностью, властностью и силой. Слишком живая. Будто и не памятник ее отбрасывает, а она прикрывается памятником.
На остановке ждет автобуса красивая женщина с длинными волосами, в бежевой короткой дубленке с почти кельтскими узорами, без сумки, но с аккуратной бежевой метлой в руках.
Новогодним украшением города хочу многословно восхищаться, но только сворачиваюсь клубком на заднем сидении такси и не отрываю взгляд от сияющих парусников у Адмиралтейства, эльфийских деревьев вдоль Невского, теплых звезд на деревьях Новой Голландии. Весь центр - в моих любимых крошечных белых, голубоватых и золотистых огоньках. Когда я была маленькой, любила такие больше всего на свете, представляя, что это стайки летучих светлячков, фей из Питера Пена, или просто живых огоньков - особенно когда они спрятаны в еловых ветках. Впрочем, как будто что-то поменялось.
Барклай-де-Толли освещен так, что его тень резко вычерчивается прямо на стене Казанского собора, между колонн. Никогда не трогали классические памятники, но тень пробирает до дрожи своей реальностью, властностью и силой. Слишком живая. Будто и не памятник ее отбрасывает, а она прикрывается памятником.
На остановке ждет автобуса красивая женщина с длинными волосами, в бежевой короткой дубленке с почти кельтскими узорами, без сумки, но с аккуратной бежевой метлой в руках.
Новогодним украшением города хочу многословно восхищаться, но только сворачиваюсь клубком на заднем сидении такси и не отрываю взгляд от сияющих парусников у Адмиралтейства, эльфийских деревьев вдоль Невского, теплых звезд на деревьях Новой Голландии. Весь центр - в моих любимых крошечных белых, голубоватых и золотистых огоньках. Когда я была маленькой, любила такие больше всего на свете, представляя, что это стайки летучих светлячков, фей из Питера Пена, или просто живых огоньков - особенно когда они спрятаны в еловых ветках. Впрочем, как будто что-то поменялось.