Смотрите-ка, не последний. (следующий пост будет про другое, правда-правда)
Я под кат загоню, что ли.
Про шлейф 3 апреля
Вчера мы идем пешком с дорогим редактором до Казанского - она не хочет садиться в метро. Все рекламные экраны в городе показывают один и тот же белый текст на черном фоне. В башне Зингера выключена цветная подсветка. На улицах мало людей, но автобусные остановки заполнены, как будто середина дня.
А перед аркой Главного штаба подростки катаются на маленьких велосипедах, отрабатывают трюки и смеются. Особенно любишь их сейчас.
Сегодня я снова прихожу к Техноложке, а там - выплеснутая высокая волна цветов, алых и белых. И люди все идут, идут с новыми и новыми цветами, безостановочно идут, хотя уже вечер среды. Мне кажется, я никогда не видела столько цветов в одном месте, разве что на Пискаревке 27 января. Впрочем, не уверена. Кроваво-белоснежное, перекатывающееся море, перехлестывающее кое-где метровую высоту. Там же лежит синяя тетрадка и ручка, чтобы каждый мог что-то написать. "Обнимите близких и берегите друг друга". "Питерцы, спасибо за то, что вы такие". "Внуков блокадников не запугать". "Мы будем людьми". С наступлением темноты зажигают десятки (может, больше сотни) разномастных свечей вокруг, которых успели принести за день. В воздухе стоит крепкий запах роз и гвоздик. Люди подходят, бережно пристраивают свои цветы и в молчании отходят полукругом. Живой, молчаливый, сменяющийся полукруг - постоянно.
Горы цветов и с другой стороны Техоложки, и внизу на станциях, и на Сенной площади. Кажется, весь город пахнет алыми и белыми розами и гвоздиками.
"Ты в черном, это странно" - замечает Соня, а я ведь и действительно почти бессознательно ношу траур. И почему накануне было тяжелее
На самом деле, как заметил Бачер "самое сильное посттравматическое состояние у тебя было до теракта".
В воскресенье 2 апреля я была, так случилось, на патриотическом медиафоруме. Это стало каким-то очередным моим "со дна постучали", со всем этим хехей из параллельной реальности, которое неслось не только со стороны спикеров, но и со стороны журналистов, этих "независимых расследователей" и прочего цвета профессии. Я видела очень много ада за последние годы, и, казалось бы, можно уже было свыкнуться, но меня снова накрывает - ну это же журналисты, мать вашу. Ну что не так с этой страной.
Прямо оттуда я еду к Аланкуну, потому что невыносимо подавлена и просто пытаюсь не плакать. "Мне обещали, что когда я вырасту, идеализм и обостренное чувство справедливости сгладятся, - грустно шучу я. - Но вот мне почти тридцать, а что-то все только хуже становится".
Пока я расшифровываю диктофонные записи, подходит Сонечка. "Ты ужасно выглядишь. Тебе точно нужно делать сейчас то, что ты делаешь?". На самом деле они все, золотые мои, помогают как могут - шутят, дают выговориться и взбить яйца на торт, гладят по голове. В какой-то момент я, конечно, рыдаю в Бачера, который не очень понимает, что со мной, но тоже гладит по голове.
Ну а потом мы вместе идем на очень крутого и очень красивого "Призрака в доспехах" про все как я люблю.
И это, конечно, делает все лучше, но воскресенье я несмотря на все старания моих бесценных все равно заканчиваю на каком-то беспросветном дне.
С которого на следующий день меня вытащат питерцы - такие, какими они себя показали после теракта.