[сирокко и вереск]

Здравствуй, друг.

Мы по-прежнему живем в доме, чьи окна выходят на крыши центра, закаты и фейерверки с Петропавловки.

Вот уже месяц как я уволилась. Вокруг множество прекрасных людей, книг, игр и всякого прочего и, конечно, это становится уже невыносимым. Месяц - потолок времени, которое я могу провести без работы. Вернее, без чего-то крупного и важного, дел-то всегда хватает.

Сегодня на пути от метро к дому набрела на фестиваль Достоевского - что-то происходило в библиотеке, для людей были организованы разнообразные тематические развлечения (довольно недурно, кстати), а во дворике актеры "Особняка" читали отрывки из произведений. Хорошо читали, но больше всех мне запомнилась местная не очень трезвая бездомная, присевшая на стульчик с краю. В какой-то момент она, осмелев, попросила воздушный шарик у актрисы, которая с ними ходила и раздавала. Долго радостно с ним сидела, а потом отпустила в небо. Такого беспримесного, детского счастья, как на ее лице, пока она провожала его взглядом, я давно ни у кого не видела.

обвма кусок

Последние месяцы мне все сильнее кажется, что я не делаю чего-то очень важного, что могла бы. Я все чаще думаю, что мой самый важный талант на этой земле - давать тепло другим. Есть люди, которые рядом со мной и люди, которым я оказываюсь нужна - прожиточный минимум выдачи тепла. Есть упсальские дети, чудесные и славные, но в сущности, я считаю здесь себя скорее хорошим бонусом, чем необходимостью. Они и так растут среди хороших людей.

Я все чаще думаю о том, что сильнее прочих меня трогают бездомные люди и люди, которые подходят к границе смерти. Первые - не из-за бездомности, а из-за их изоляции, из-за мира вокруг них, который их старательно не замечает. Как жутью еще в школе тронул "Человек-ящик" Кобо Абэ. Как жутко было, когда несколько лет назад я держала уже окровавленную голову бездомного, упавшего в эпилептическов припадке посередине Невского, чтобы он совсем не расшибся и просила людей позвонить в скорую. И как толпа людей обходила стороной и шла мимо, не оборачиваясь, словно его невидимость перекинулась и на меня.

Все чаще я прихожу к мысли, что мне нужно это как-то реализовывать. Будем честны, волонтерство в детском хосписе всегда было для меня какой-то нереализованной, но очень родной и близкой тропинкой, одной из идеальных жизней. Впрочем, наравне с жизнью, где я все бросаю и иду учиться на краснодеревщика - а смотрите-ка.
На самом деле, мое стремление иногда ломается о какие-то очень смешные и нелепые барьеры. Например, до детского хосписа очень долго и неудобно ехать. Хотя дело конечно в том, что потребность пока не стала всепоглощающей.
Еще есть чудесная "Ночлежка", которая работает с бездомными. А еще есть много разных схожих, но совсем других путей, и это пугает меня больше всего. Потому что я конечно не наступаю ни на одну дорогу до тех пор, пока не уверена в данный час и данную минуту, что она наилучшая и честная. А еще на этом месте я всегда задаю себе вопрос - а почему именно умирающим детям? А не любым другим? С твоим-то отношением к жизни и смерти? А не позерство ли это часом, дорогая? И я не могу с точностью понять, откуда именно это мое полуинтуитивное стремление.

Ты знаешь, когда я думаю обо всем этом, я чувствую себя совершенно бестолковым человеком, потому что я все еще не там. Писать про все это очень стыдно.

В конце-концов, моя свобода всегда была в служении.

А еще у нас все еще цветет сирень.
А все это мое внутреннее колебание, в последние месяцы перешедшее из фоновой мечты в осязаемую потребность, рано или поздно чем-то разрешится. Так или иначе.

Иногда мне кажется, что я уже готова смириться с тем, что мой бесконечный поиск собственного места на этой земле так и останется только бесконечным поиском.

Береги себя,
Твоя ветер.