Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Это должно быть страшно - ничего не бояться.
Всю жизнь я шла босыми ногами по раскаленным добела страхам, вплавливающимся насквозь, до самых вен.
Я училась не кричать, не отдергивать ног, не вздрагивать. Просто стиснуть зубы до невидимых слез, и идти дальше. Ровно и спокойно. Никто не заметит.
А со временем... Со временем углям совсем не осталось воздуха, я совсем их затоптала, забрала весь жар себе, и они потухли.
Я не помню, что такое "бояться".
Когда-то я испуганно смотрела на этот огромный мир снизу вверх, домашнее растение, выброшенное в самый эпицентр урагана, не в состоянии отследить несущиеся вокруг предметы, сбиваемая с ног... Мне было больно, и я кричала, мне было страшно, и я плакала, мне было обидно, и я жаловалась... Я все тыкалась теплым влажным носом в людей, все искала того, единственного, друга, которому можно было бы положить голову на колени и выплакаться всласть, и потом пойти на кухню и пить всю ночь горячий травяной чай... Нет, маме бы я не смогла, маме самой нужны мои колени. Искала, но не нашла. А потом... А потом случилось то, что случилось. И я сглотнула последние слезы и чуть не подавилась последними жалобами. Осталось только расправить плечи и врастить в себя новый взгляд. Тот самый - взрослый, жесткий, бескомпромиссный, гордый, который до сих пор порой пугает меня в зеркалах. И если поворачиваться теперь к людям, то только холодным носом. А еще лучше - с намордником.
Я не помню, что такое "искать поддержки".
Только иногда мне кажется, что это было моей самой большой ошибкой.
Смогу ли я на кого-то еще смотреть снизу вверх?
Всю жизнь я шла босыми ногами по раскаленным добела страхам, вплавливающимся насквозь, до самых вен.
Я училась не кричать, не отдергивать ног, не вздрагивать. Просто стиснуть зубы до невидимых слез, и идти дальше. Ровно и спокойно. Никто не заметит.
А со временем... Со временем углям совсем не осталось воздуха, я совсем их затоптала, забрала весь жар себе, и они потухли.
Я не помню, что такое "бояться".
Когда-то я испуганно смотрела на этот огромный мир снизу вверх, домашнее растение, выброшенное в самый эпицентр урагана, не в состоянии отследить несущиеся вокруг предметы, сбиваемая с ног... Мне было больно, и я кричала, мне было страшно, и я плакала, мне было обидно, и я жаловалась... Я все тыкалась теплым влажным носом в людей, все искала того, единственного, друга, которому можно было бы положить голову на колени и выплакаться всласть, и потом пойти на кухню и пить всю ночь горячий травяной чай... Нет, маме бы я не смогла, маме самой нужны мои колени. Искала, но не нашла. А потом... А потом случилось то, что случилось. И я сглотнула последние слезы и чуть не подавилась последними жалобами. Осталось только расправить плечи и врастить в себя новый взгляд. Тот самый - взрослый, жесткий, бескомпромиссный, гордый, который до сих пор порой пугает меня в зеркалах. И если поворачиваться теперь к людям, то только холодным носом. А еще лучше - с намордником.
Я не помню, что такое "искать поддержки".
Только иногда мне кажется, что это было моей самой большой ошибкой.
Смогу ли я на кого-то еще смотреть снизу вверх?