Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Это же не стоит нас, дорогая.
Наших стертых каблуков, оставшихся полупрозрачной пылью на бесконечно длинных тротуарах.
Наших нервов, столько раз залитых лаком, что давно уже стал прочнее бетона полувековой выдержки, да прозрачность все та же.
Наших сердец, наспех разменяных в ближайшем пункте выдачи чувств, и четырехмерным паззлом скурпулезно собиравшихся обратно.
Наших слов, влетающих невзначай в колкий воздух реальности, и долго мечущихся черными псами между окнами, антеннами, трубами и стенами, напрасно ищущих хозяйку.
Наших переживаний, случайно проигранных в карты какому-то чудаку с саксафоном с пешеходной линии Васильевкого острова.
Нет, это не стоит нас, дорогая. Это стоит гораздо дороже.
Наших стертых каблуков, оставшихся полупрозрачной пылью на бесконечно длинных тротуарах.
Наших нервов, столько раз залитых лаком, что давно уже стал прочнее бетона полувековой выдержки, да прозрачность все та же.
Наших сердец, наспех разменяных в ближайшем пункте выдачи чувств, и четырехмерным паззлом скурпулезно собиравшихся обратно.
Наших слов, влетающих невзначай в колкий воздух реальности, и долго мечущихся черными псами между окнами, антеннами, трубами и стенами, напрасно ищущих хозяйку.
Наших переживаний, случайно проигранных в карты какому-то чудаку с саксафоном с пешеходной линии Васильевкого острова.
Нет, это не стоит нас, дорогая. Это стоит гораздо дороже.