Полчаса в редакции. Градус бреда и юмора в норме, полет нормальный.
Понимаю, что я даже успела по ним соскучиться.
Поехали.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В последний день этих длинных выходных я спокойно сижу дома, слушаю Аквариум, пью чай с малиновым вареньем, стараюсь не разболеться и, стружка за стружкой, не спеша вырезаю ангела.

Я понятия не имею, что со мной будет в этом году. Я знаю: чем бы оно ни было, я буду его любить и делать своим.

Сколько бы ни менялось, есть неизменное. С тех пор, как я действительно полюбила зиму, каждый год, когда приходят темные дни, я перечитываю "Волшебную зиму", "Старшую Эдду" и Хёга, жгу керосиновую лампу, делаю имбирный чай и засыпаю под Song for a Stormy Night Secret Garden.

Я была на вильнюсской колокольне, в переплетении деревянных балок и шестеренок, когда били колокола.
Я видела ангелов, летящих над городом.
Я шла через метель к Тракайскому замку.
Уличный музыкант вел меня по улицам и дворам старого города, и мы сбивались с русского на английский.
Я была на Новый год среди людей, которых люблю, и Граф чесал за ушком, как умеет только Граф, и было тепло.
Я читала Сонечке "Волшебную зиму".
Я сидела у самого настоящего камина и вязала пестрыми нитками.
Я слушала, как падает снег.

За окнами - белое-белое. Вероятно, никогда не перестану воспринимать снег как чудо.

Мне кажется, прошло месяца два. В которые я была где-то лицом к лицу с собой, вглядывалась и принимала.
И все стало легче.
Уже бесспорное разрешение быть, когда рядом другие люди.

Недавно в очердной раз пересказывала кусочки из истории моего рода и в очередной раз думала, что это хорошая версия, которая многое объясняет.
История моего рода - это история женщин. Чертовски сильных, смелых, красивых и весьма ебнутых. Все мужчины либо очень быстро умирали, либо практически отсутствовали, отец - удивительное исключение. А женщины достойно проходили через революции, войны, голод, репрессии.
Я верю в то, что здоровая часть того, что есть во мне, есть благодаря этой крови.


Я ухожу утром после Нового года, надо собраться в дорогу, Аланкун и Сонечка обнимают на прощание. "Кто мы?" - спрашивает Аланкун. "Котики!" - говорит Сонечка. "Дебилы" - говорю я. "Команда, - укоризненно качает головой Аланкун. - Должен вам сказать, как команда мы так себе". Мы смеемся.

Я не знаю, что, но я знаю, как.
И это самое главное.
Да, королева, это все-таки Новый год.



Ну и кусочек самого кривого в мире ангела.

---

Я с детства люблю дерево.

Прихожу домой не как всегда, а рано, достаю маленькое, с дачи притащенное полешко березы. Указательного и большого пальца в обхват будет много.
И ареевский нож.

Я никогда ничего не вырезала из дерева. Выпиливала, строгала, обтесывала, шкурила - мало ли. Но никогда ничего не вырезала. Понятия не имею, как это делается.
У меня есть ареевский нож и кусок дерева. Этого вполне достаточно, всегда было достаточно.


Думаю попробовать вырезать что-то вроде старичка - видела подобное, должно быть несложно. Но пока стесываю верхушку (довольно замечаю, что наотмашь попадаю почти все так же точно - плюс-минус два миллиметра) и внимательно изучаю естественный изгиб дерева, вижу, конечно, совсем другое.
Двумя линиями набрасываю изгиб крыльев. Понимаю, что совсем не понимаю, как мыслить в трехмерном пространстве внутри дерева. Но знаю, что главное - не сомневаться и просто делать.
Шаг за шагом, очень медленно. Притаскиваю все резцы, которые нахожу.
Запоздало думаю, что не стоило все это делать на шерстяном пледе, в который стружка забивается намертво, ну да ладно.
Трижды режу руки, думаю, что стоит купить побольше пластырей.
Береза твердая, но податливая, однородная, плотная.
Я не угадываю с пропорциями, господи, да я даже рисовать не умею, но понемногу из куска дерева проступает ангел.

Я работаю, пока привычное онемение в пальцах (пережимаю сосуды, пока давлю ладонью на инструмент) не становится уже действительно серьезным.

Возможно, это самый кривой ангел в мире, но я уже люблю его.
Мне не хватало этого.

---

А теперь я напишу сюда то, что по разным причинам не напишу в текстах. Во всяком случае, сейчас.
Очень, очень сильно имхо. Я никого ни в чем не убеждаю и ничего не постулирую, мне надо выговориться.

Про Charlie Hebdo. Не только.

Когда я смотрела третью часть "Хоббита", я ужасно рыдала почти весь фильм. По разным причинам - и по гибели Озерного города, светлого пятна второго фильма, и от радости, и мало ли от чего.
Но самым горьким и страшным была та самая моя самая большая боль в этой жизни - про людей, которые не слышат друг друга. И все самое жуткое на планете происходит от этой неспособности услышать и понять другого - от мелких домашних ссор и обид и до 11го сентября и "Норд-Оста". Упертая, железобетонная неспособность услышать.

Я понимаю реакцию, как говорится, общественности. С одной стороны - конечно, я разделяю ее.
Но с другой - для меня здесь нет правых и виноватых. Злодеев и жертв. Есть огромное несчастье и люди, которые не хотели и не хотят услышать друг друга.

Мы все прочувствовали, что такое мировой терроризм, 11 сентября 2001 года. Мне было одиннадцать лет, я помню этот день, как будто он был вчера. Однажды я уже писала: "кадры, которые так потрясли тогда одиннадцатилетнюю девочку, сделав трещину тогда еще почти уютного подросткового мира окончательно бесповоротной. <...> Тогда еще все мои редкие друзья, все родственники живы, до первой смерти еще долгих десять месяцев, но в первый раз эта ошеломляющая бездна прямо перед горлом. Это потом я несколько лет буду серьезно изучать мировой терроризм. Потом - историю создания и испытаний ядерной бомбы. Это потом я буду много говорить с людьми, вернувшимися из Чечни живыми, и изучать обстановку на Кавказе и историю конфликта. Это потом я буду ходить на открытые судебные заседания.
Это потом я окажусь в Москве аккурат в день теракта на Лубянке. Все это будет потом. Но, пожалуй, именно 11го сентября я впервые почувствовала ту самую жгучую, огромную боль за мир, которая потом поселится внутри уже насовсем".
Классе в 8-9 я прочитала "Действующую модель ада: очерки о терроризме и террористах". После нее я прочитала чертову кучу всего. Я занималась мировым терроризмом и исламским радикализмом несколько лет.
Чем больше я читала, тем это становилось яснее и больнее: здесь нет злодеев. И жертвы - все. Чудовищная история людей, которые не слышат друг друга - и потому убивают друг друга.
Я правда знаю все "но", которые можно здесь возразить, серьезно. Мы все их знаем, это традиционный гуманистический дискурс, не будем переливать из пустого в порожнее.
Это ничего не меняет.

Пусть здесь будет лучше дурацкая зарисовка, которую я написала полтора года назад. Она тоже об этом.
Вернее, и об этом тоже.
___________________________
Ангел делает в воздухе мертвую петлю, взмывает перед самой стенкой, сшибая крылом бегонии соседки снизу, и опускается рядом со мной на балкон. Я вздыхаю и отбираю у него недопитую бутылку виски.
- Ну что ты делаешь, скажи на милость. Ты же пьян ко всем чертям.
- Ты погоди меня к чертям отправлять - ангел смеется. - Хочешь, полетаем?
- Слушай, не сегодня, ладно?
Он фыркает и спрашивает сигарету. Я качаю головой:
- Возьми вот лучше гитару в углу. Толка больше будет.
Ангел как будто машинально слушается, с него разом слетает напускная бодрость, он рассеяно берет гитару и устраивается прямо на полу, неуклюже складывая крылья. Я опускаюсь рядом, молча слушаю, как он чередует странные переборы, аккуратно наблюдаю, как его дыхание успокаивается, а перья перестают подрагивать.
- А я, вот, лесных существ все рисовала. Надо научиться рисовать руки - вся эта братия может быть без лиц, ног, чего угодно вообще, но, кажется, у всех моих есть руки и глаза.
Чутко вслушиваюсь в него - не отстраняется, не раздражается снова, ничем не дает понять, что обращает на меня внимание, но чувствую, что слушает. Начинаю аккуратно выбирать из крыльев мусор.
- А из другого окна здесь видна Кассиопея. Никогда не умела различать ничего, кроме Большой медведицы и Кассиопеи. Ты научишь?
Ангел кивает, не поворачивая головы.
- Я был там - вдруг его голос звучит тихо и глухо. - Я сразу после нашего с тобой разговора туда полетел. Я был в кабине самолета, врезавшегося во Всемирный торговый центр. Я видел приборную панель, я видел пилота, я видел, как начинает мяться фюзеляж от столкновения - я видел все.
Крылатый надолго замолкает.
- И ты чувствуешь вину за то, что никого не спас? - осторожно пробую я
- Нет. Да. Не в этом дело.
Снова молчит, уставившись в пространство.
- Он был счастлив. Смертник. Он был потрясающе, лучезарно счастлив. Он был счастлив радостью серафимов, приветствующих Отца. Мир его в тот момент был настолько гармоничен, что...
Ангел снова замолкает, но я уже догадываюсь.
- Что ты радовался вместе с ним.
Он кивает. Кажется, он весь сейчас состоит из боли и растерянности. Молчит еще и вдруг поворачивается ко мне лицом и начинает сбивчиво и скопом
- Я просто не понимаю, совсем не понимаю, нам не говорили, чтобы... И как мне теперь, я же опасен, выходит... А он - если бы злоба, если бы страх, если бы беспокойство - хоть что то...
Я поднимаюсь на коленях, беру его голову в свои ладони и легонько целую в лоб.
- Все не так сложно, как тебе кажется. А ты даже ничего пока не нарушил. Все совсем не сложно. Но сейчас глубокая ночь, а ты ужасно устал.
Я говорю мерно, тепло и спокойно, и его дыхание снова понемногу становится ровным. Он глубоко вздыхает и укладывает голову на крыло, касаясь затылком моих колен.
Мы разберемся во всем завтра. Сегодня ему надо отдохнуть .
Я тихонечко пою ему колыбельную и глажу по волосам. Ангел сонно бормочет:
- Извини, что пропал на столько дней. Ты волновалась. Я просто...
- Тшшшш, я все понимаю, все хорошо. Еще достаточно тепло, чтобы ждать тебя на балконе.


Мой подопечный засыпает прямо на полу, я укрываю его одеялом и тихонечко прикрываю дверь.
Ангелов-хранителей тоже кто-то должен готовить.

---

С вокзала звоню Рос, трубку поднимает ее мама: "Да-да, мы тебя очень ждем, приезжай".
Такое важное - чтобы тебя где-то ждали.
"Просто нам с Кэтичкой не нужны слова, чтобы разговаривать", - поясняет маме Рос.
"Вы такие теплые, от вас хорошо", - говорит мама Рос.
Когда ничего не нужно объяснять. Мама Рос на бумажке показывает, как вязать носки. Говорит, "тебе у меня понравится". Единственное, что сложно - не сбиться на "ты", потому что это как-то очень логично. Рос теплая и заваривает чай.

Вечером приезжает Максим, увидеться, пока в Питере. Стал цветнее и старше, дарит сундучок, который пахнет сандалом и камень с Черного моря с теплой надписью фломастером. Камень про то, как он чуть не упал со скалы и про дорогу от Туапсе до Москвы. "Береги там Арея, - говорю. - За меня береги".

Дописав текст и зачем-то раскрасив шахматную фигурку витражными красками иду к Аланкуну с "гуманитарным грузом" - "Волшебной зимой". Я совершенно не готова мириться с тем, что Сонечка не читала муми-троллей.

На кухне Соня перегоняет неудавшийся сидр в кальвадос, я устраиваюсь на полу и не спеша читаю вслух, главу за главой. Ловлю себя на том, что не волнуюсь вовсе. Соня задумчиво смотрит на свечки и колбу и очень слушает. И просит прочитать кусочек из конца после того, как погибает бельчонок.

"Медузу" открываю почти случайно - не читала новостей с начала года. И вижу Шарли. Как воздух выбивает из легких.
Нет никаких слов. Просто нет.
Соня отпаивает чаем. Едва прихожу в себя - звоню шеф-редактору. Нам надо что-то написать. Мне надо что-то написать.
Мне надо написать что-то, чтобы за словами было молчание. Это самое честное, что мы можем.
__________________________________
Пока я иду домой, падает снег. А потом еще гуще.
Вечером накануне отъезда в соседнем кресле у камина сидел ребенок. Ворочался, елозил, не знал, куда деть руки. Как будто посадили рядом с самой собой - не ребенком, не так уж и давно. Я заглянула в себя - там было только ровное озеро покоя. Теплого и правильного.
Поднимаю руку на вес и внимательно смотрю на кисть. Не дрожит, совсем, даже не подрагивает, хотя и держу вовсе без напряжения.
Большую часть сознательной жизни у меня дрожат руки - в большей или меньшей степени. Иногда это почти не видно глазом, но чувствуется внутри.
Моя рука абсолютно спокойна. И, пожалуй, это уже давно.


Download Mark Knopfler Silvertown Blues for free from pleer.com

---

Всякой ерунды.

"И смысл человеческой жизни, кто бы человеком ни управлял - любить тех, кто рядом, тех, кто нуждается в твоей любви". Не ручаюсь за точность цитаты, она из головы, но когда -то давно ужасно поразила меня в финале "Сирен Титана", а чуть позже - вросла в жизнь намертво.

Когда-то в конце каждой поездки я горячо повторяла: "Пусть я не забуду это, пожалуйста, пусть я не забуду" - конечно, про те вещи, которые успевала понять и прочувствовать.
И очень часто забывала.
Но вот уже пару лет, как все-все остается. Ну, большая часть.
Просто даже до памяти надо дорасти.


Завтра вечером - поезд, боковушка и неповторимая тишина дороги. Как будто приехала только вчера - и как будто месяц назад, как обычно.
Ты будешь сниться и мне, город между холмами.

Дорогой Гедеманис, ведь можно, я унесу с собой немного этой прекрасной твоей нелепости? Обещаю, я буду хорошо с ней обращаться, ты не сомневайся.

Иногда все вокруг настолько волшебно, что можно запьянеть и с пары бокалов глинтвейна.
Каждый раз, когда мир падает тебе в руки, стоишь и не знаешь, смеяться тебе или плакать, потому что совершенно непонятно, как же это все взяло и устроилось таким чудесным образом, и люди берут и живут в этом мире, ходят по улицам и улыбаются, и живут, и берегут друг друга, и любят, и ищут, и разговаривают, и молчат, и делают прекрасное. Херню конечно, тоже делают, но это-то как раз неудивительно вовсе.
Дорогой Гедеманис, я не пьянею с полбутылки рома, что ты там намешал в своем глинтвейне?

Если бы я была ангелом, разве я не променяла бы все небеса на эту больную, странную и святую землю?

Мне бы сказать вам что-то большое, что всегда очень хочется сказать, но я, как обычно, этого не умею.
Мой мальчик, иногда хочется сказать или написать что-то очень точное и важное. То, что сможет послужить оправданием этому миру, живущим в нем людям и просто твоему существованию здесь. И если ты так и не сможешь выразить это словами, знай - именно это и есть настоящее

На самом деле все действительно очень просто. И границы твоей ответственности заканчиваются на границе твоих возможностей. А до этой границы - просто бери и делай.

Я вас люблю. Вы чудесные.
Черт знает, чем я вас заслужила.

И пусть тут тогда уж будет еще одна цитата МТММ, которую я очень люблю.
Не потакай своей слабости. Не упивайся своей болью. Делай.
И все будет хорошо.


Мой мальчик, возможно, тебе предстоит получить некий дар. Это своеобразное сочетание остроты восприятия, силы и желания, честности, оригинальности и чувства взаимосвязи с миром, которое дается только молодым.

От него часто бывает больно, и никто не объясняет, что вообще с этим всем делать. Иногда кажется, что ты не используешь всех данных тебе возможностей, что твое время уходит зря, и ты так и не успел чего-то достичь к своим девятнадцати, двадцати, двадцати пяти.. Иногда - что окружающие не ценят тебя по-настоящему, а сделанное тобой никому не нужно.
И вот ты уже практически ничего не делаешь, а тратишь энергию и время на недовольство собой и другими людьми. С этого моменты ты начинаешь терять то, что тебе было дано.

Потому что сила понимания и слова сначала даются в качестве испытания. Когда тебя бросают в воду, можно много говорить о том, что не просил этого делать, не успел освоить базовые навыки плавания и вообще совершенно равнодушен к морю, а также требовать желтую подводную лодку или бразильский крейсер.. На дне тоже есть жизнь, но там у тебя будут несколько другие возможности в качестве кормовой базы и украшения рельефа.

Не потакай своей слабости. Не упивайся своей болью. Делай.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

По-хорошему, мне надо побыстрее написать новый выпуск укрофейков, но вместо этого я сижу в Coffe Inn (ну куда тут уедешь из этого побелевшего и посветлевшего города, а на улице стойкие -2 вместо обещанного нуля) с большим стаканом латте и перечитываю "Сказки старого Вильнюса".

Я езжу в города не за музеями, красивыми видами или фотографиями. И даже не вполне за впечатлениями.
Я еду за другим углом зрения. За другим взглядом. Я люблю все другое - от других городов до других кофеен у себя дома - потому что новое окружение дает мышлению новые пути.
Кроме того - увидеть другое в отношении к себе, к дому, друг к другу, к месту, где живут люди. Потому то даже в нашем все более интернациональном мире все остаются очень разными - собирать эти разности по крупицам и искать отклики в себе. Эй, а такое тебе близко?А так тебе бы не хотелось? Или, может, стоит совсем наоборот?
Свое можно найти, только много-много вглядываясь в чужое.
А находить свое - как известно, одна из самых важных вещей, которая делает твою жизнь ровнее, благодатнее и правильнее.

И взгляд со стороны на собственную жизно, опять же. Который ни при каких других обстоятельствах не будет настолько ясным, четким и простым.
Ну и приключений в поездках случается больше, но это уже совсем другая история)

Впрочем, наверное, про все это я уже писала.

Снег в Вильнюсе.

---

Я приношу в номер запах сосновой смолы, дыма, зеленого чая и мандаринов.

Говорят, женщина из ничего может сделать обед, скандал и шляпку.
Делать из ничего уруру мне нравится гораздо больше.

Доброй ночи.

---

Не знаю, говорит ли это что-нибудь о религиозности литовцев, но сегодня все церкви, которые я проходила мимо между 11ю и 12ю, время мессы во многих, были не просто заполнены прихожанами - битком набиты, как Катерина в рождественскую ночь. Не знаю, может, конечно, у нас в павославных что-то подобное - никогда не была на службах.
Теплое - через стеклянные двери одной из церквей видела, как прихожане зааплодировали проповеднику, когда он покидал кафедру. Меня всегда радуют возможности выразиь благодарность. Очень любила университетскую традицию аплодировать особенно хорошим лекторам.
У них тут, как я посмотрю, вообще во многом свое католичество с блекджеком.


Но речь сегодня не о том.
Поезд в Таркай летит сквозь холмы и поля (в очередной раз думаю, что пожухлую траву считаю самой красивой все-таки), в наушниках светлое, поезд смешной, коротенький и двухэтажный.

Люди, которые выходят вместе со мной, сразу устремляются к замку. Я немного медлю и выхожу на причал, сажусь на край и свешиваю ноги.
Лед такой прозрачный, что кажется - тонкий, но стоит вглядеться, как увидишь тоненькие белесоватые - словно бы трещины в толще, которые уходят глубоко-глубоко. Заросли камыша и рогоза почти неподвижны, на лед - хоть с конькми выходить, такой гладкий, скользящий, ровный. Очень тихо. Сердцем чую: скоро придет большой ветер.

Вокруг высокого белостенного храма - деревянные скульптуры, чертовски смахивающие на идолов.
Внутри - очень пусто, очень светло и откуда-то раздается пение. Чистый, поставленный, красивый мужской голос. И пустой храм. Вертеп в сене и соломе, опускаешься на колени и, наконец, приходят нужные слова.
Выходишь совсем легким и спокойным.

Ветер начинает подниматься, когда подхожу к первому, полуостровному замку. Летят первые снежинки, по озеру начинает носиться поземка.
Когда я подхожу к первому мосту, поднимается нешуточная метель. Туристы ускоряют шаг и прячутся кто куда, я медленно и почти торжественно иду по мостам к замку. Это мое личное чудо.

многострок, в общем. Про замок и всякое другое чудесное.

Бушующая вьюга за средневековыми окнами охотничьего зала. Небольшой внутренний двор с лестницами темного дерева заполнен летящим во все стороны снегом. Тронный зал с креслами царствующих особ - готические зрамы в миниатюре. Черепица, которая стремительно покрывается ровным белым слоем. Сильнейшее ощущение причастности.

Еще по пути к замку заприметила чудеснейшее место, небольшой домик с домашней кухней, заглянула в окно - ну конечно, битком набито людьми. Если бы не это, думаю, ну да ладно.
Возвращаюсь обратно, загадываю - хоть бы столик у окна освободился, как бы хорошо, но по ступенькам поднимаюсь без тени надежды. Как вдруг за дверью оказывается совершенно пустая комнатка, только две девушки в углу сидят, как будто мне померещилась вся эта толпа людей, и никто никогда сюда, кроме своих, не заходит.

Добродушный литовец-хозяин приносит домашние цепеллины - местное национальное блюдо, вкуснейшие, как тысяча чертей, и айвовый чай - по ощущению прямо глинтвейн.
Насколько здесь все хорошо, тепло, уютно, с душой и стилем - никаких слов не хватит описать. Через какое-то время уходят и девушки. "Закрываться надо бы, - говорит хозяин. - Да вы сидите, - видя, что я встрепенулась уходить, - пока тут все убрать, не торопитесь, пейте чай потихоньку".

Только большой свет выключает, оставляя небольшие - "Чтобы не привлекать посторонних". А я только рада.
И мягкий джаз играет себе тихонечко - то ли у меня чутье безупречное, то ли везение, то ли во всех литовских заведениях играет как на подбор музыка из моих любимых. В конце-концов и вовсе начинает петь Кокер, от тембра и манеры которого я, конечно, удав по стекловате. И замок из окна.

В какой-то момент становится до того хорошо, что мне вполне всерьез хочется пойти и обнять если не хозяина, то деревянный столб, подпирающий крышу. Ограничиваюсь тем, что обнимаю кружку (потом буду снеговиков по дороге обимать. Зачем мне вообще спиртное - разве что в чай добавлять). Вдруг обнаруживаю, что перепутала время электрички, все еще можно попробовать успеть, если сорваться и побежать - но зачем. В каком направлении Вильнюс, я знаю, а когда этого было недостаточно.
"Можно лежать на мосту и смотреть, как течет вода. Или бегать, или бродить по болоту в красных сапожках, или же свернуться клубочком и слушать, как дождь стучит по крыше. Быть счастливой очень легко".

А потом - потом на улицу, а там все разом белое: крыши, стены, деревья - облеплены снегом со всех сторон, каждая травинка густо окутана белоснежным, и все озеро, конечно.
Идти одной по тишине, все как я люблю, снег в свете фонарей, лодки на берегу, тихонечко позванивает камыш.

Наконец, где-то через час вижу что-то похожее на большую автобусную остановку, подхожу - да, автобусная, да, до Вильнюса, да, как раз через три минуты подъедет.
Оказалось, раз в два часа ходят.

И долго-долго по совсем теперь уже сказочному белому насквозь старому городу. Собиралась я завтра стопом до моря, но, если хоть отчасти вся красота останется - да куда я отсюда уеду.
Слишком уж волшебное.


Тут, конечно, должно быть что-то из рождественского альбома Libera, который я слушала, пока бродила по заснеженному городу, но Кокер же.

---

Пока мои друзья росли на Высоцком, ДДТ или Сплине, у меня ничего такого не было. Я бы сказала, что росла на зарубежном джазе и роке, но это все-таки немного другие вещи.
В этом смысле я росла, конечно, на Дольском.
Это те тексты, которые были выжжены на обратной стороне моих глаз еще до того, как там появились ДДТ или Аквариум.
И, в общем, там и остались, конечно.

Вот, скажем.

Текста кусок

Когда тебе опять и пусто и печально,
в глазах покоя нет, а в мыслях высоты,
ты вспомни, что в тебе нет боли изначально,
а только трение мечты и суеты.
И если слезы есть - старайся в одиночку
их выплакать сперва, и к людям не спеши.
И мужество не в том, чтобы поставить точку,
а чтобы претерпеть рождение души.

И если нет того, о чем мечтал вначале,
и высота пути на уровне травы,
люби все то, что есть - и страхи и печали,
и труд обычный свой, и вздохи, и увы.
И меры счастью нет, и смысла в обладаньи -
все сквозь тебя, как Космос протечет.
И оправданье жизни - только в состраданьи
в желаньи размышлять - другое все не в счет.

Или "Четыре ангела". Или "Маленький принц". Да мало ли их.
Хорошая, как говорится, версия. Многое объясняет.


Конституция Ужуписа, прекрасная и верная, заканчивается тремя заповедями.
Не побеждай
Не защищайся
Не сдавайся.

Все так.
Доброй ночи, друзья мои.

---

Все это похоже и не похоже на всяческие наши хипстерятники. Похоже - потому что, вроде, те же приемы оформления, тот же стиль.
И не похоже - потому что это не имеет ничего общего с модой. Потому что оно просто взяло и выросло тут, из времени и людей, потому что они так живут - и у себя дома, и на улицах, и во снах, наверное, тоже. Потому что вместо ребят в узких джинсах и модных очках здесь сидят обычные горожане всех видов и возрастов, продолжая собой все это совсем не нарочно нелепое.

Взбираюсь на холм Гедеманиса - ветер шумит ураганом в ветках, никого-никого и город, раскинувшийся во все стороны. Чай с виски и тишина - только шум ветра. Тебе приснился отличный сон, Гедеманис. Весь этот нелепый город со своими нелепыми жителями, и речка, которая шумит, как будто горная - спи спокойно, Гедеманис.

В магазине старой книги уместилась кофейня, мимо проходившая девочка удивительно здорово играет на пианинино.


Тут очень должна быть "The Last Goodbye" Billy Boyd, но я еще не разобралась, как с планшета вставлять сюда музыку. Поэтому просто представим, что она здесь есть.


I saw the light fade from the sky
On the wind I heard a sigh
As the snowflakes cover my fallen brothers
I will say this last goodbye

Night is now falling
So ends this day
The road is now calling
And I must away
Over hill and under tree
Through lands where never light has shone
By silver streams that run down to the sea

Under cloud, beneath the stars
Over snow one winter’s morn
I turn at last to paths
that lead home
And though where the road then takes me
I cannot tell
We came all this way
But now comes the day
To bid you farewell

Many places I have been
Many sorrows I have seen
But I don’t regret
Nor will I forget
All who took the road with me

Night is now falling
So ends this day
The road is now calling
And I must away
Over hill and under tree
Through lands where never light has shone
By silver streams that run down to the sea

To these memories I will hold
With your blessing I will go
To turn at last to paths
that lead home
And though where the road then takes me
I cannot tell
We came all this way
But now comes the day
To bid you farewell

---

Я читала всякое это фраевское про сирень в Вильнюсе посередине зимы. Мило, сказочно, да.

Но.
НО.

Понимаете ли, тут начало января и цветут анютины глазки.
Просто берут и цветут. Прямо на клумбах перед Святой Анной.
Желтые и фиолетовые.
Цветочки, бутончики, все дела.

Доброго вам дня, что ли)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вильнюс какой-то очень искренний, смешной и ужасно трогательный, какой-то вообще совершенно без пафоса.
Деревяные воротца на арках, граффити на стенах, осыпающаяся штукатурка.
Сердце из проволочного каркаса в храме, все увешанное бумажными журавливами.
Соломенный вертеп и живой ослик.
Большинство новогодних игрушек - из веток, шишек или соломы.

Пока прогуливалась с утра в ожидании заселения - зашла, конечно, выпить кофе в понравившееся место, забралась на подоконник, любовалась улицей и людьми - как подошел какой-то безумно одетый человек - не то художник, не то уличный музыкант, не то городской сумасшедший (ну, или как это часто бывает - все вместе), спрашивает - а можно присоединиться (такому-то - да как же нельзя), спрашивает - а что слушаете (Аквариум? А что? Я его очень много слушал в свое время)...
И понеслась - Аквариум, путешествия, страны, Вильнюс...
Конечно, уличный музыкант, коренной житель Вильнюса (вернее даже - Ужуписа), объездил море стран и играл в каждой... Дарит монету из Америки, голубой камушек из Италии и поломанную ручку из Австралии, ведет по городу, знакомит с художниками - в мастерской светло и пахнет маслом, все улыбчивые и настоящие.
Кажется, не было еще города, в котором я не успела бы познакомиться с художником, музыкантом или писателем. Может, разве что Новосибирск.

Погулять маму не ообенно получилось - пока я проходилась с утра, она успела заболеть, так что сбегала купить обратный билет на сегодняшний вечер, а остаток дня читала ей, только два часа до отправления гуляли по городу и ели жареные каштаны.
Что мне здесь делать аж до шестого числа - не очень пока понимаю, трех дней хватило бы за глаза, но что-нибудь придумаю.
А если не придумаю, всегда достаточно проникаться и делать яблоко.

Сижу у растопленного камина в полосатых гетрах, красном клечатом домашнем платьишке и пледе. И с чаем. И музыка отличная.
Мечта идиотки, чего уж.

---

Я еду в Вильнюс.
Прелесть зимних поездок - кроме светлого даже ночью неба и темных деревьев есть еще белый-белый снег. Светлый снег, светлое небо и деревья рельефом во всем этом.

Я смотрю на волны снега за окном и не думаю ни о чем. Кроме того, как все красиво.
В сущности, когда пороисходит что-то, чего ты не можешь осмыслить, и тем более - понять, как с этим жить дальше, лучшее, что можно сделать - это смотреть на снег и ни о чем не думать. Смотреть на снег из окна поезда - вообще идеально.
Вневременье, которое уходит в какие-то перпендикулярные течению жизни ответвления.
Уже нет Петербурга по одну сторону рельс и, на самом деле, нет и Вильнюса по другую. Поэтому я так люблю дорогу.
Парень из моего вагона с доброй улыбкой, который называл меня снегурочкой,оставляет на моем столике розу, свернутую из белой и бардовой салфетки. Просто так.

В любой непонятной ситуации - делай что-нибудь.
Ехать в Вильнюс - неплохой вариант.

Единственный раз в жизни я видела Лосеньку - человека из самых-самых ближних.
Тогда она подарила мне "Все о муми-троллях". На форзаце ее почерком была написана цитата из самого любимого "В конце ноября".
"Можно лежать на мосту и смотреть, как течет вода. Или бегать, или бродить по болоту в красных сапожках, или же свернуться клубочком и слушать, как дождь стучит по крыше. Быть счастливой очень легко". Все так и всегда так было.

На самом деле, я действительно не понимаю, как люди подводят какие-то итоги отрезков времени. Время - странная дискретная штука, которое движется черт знает какими зигзагами и вы с ним на пару делаете так, что через несколько месяцев вокруг тебя обнаруживается соовершенно другая реальность.
Какие тут итоги.

Я люблю Новый год за две вещи. С одной стороны, это прекрасный повод делать всем подарки (и говорить всем подряд "с наступающим" целых две недели). А с другой, Новый год - это максимально обостренное и овеществленное проживание в 12 ночи 31 декабря самой главной идеи: того, что с каждым новым днем, часом, минутой рождается совершенно новый мир.
Праздник ежедневного сотворения мира.

Ну и еще можно залезть на верхнюю полку и, как обычно, перечитывать "Волшебную зиму" Янсон. С моей любимой Туу-Тикки. И всеми остальными.
"Все очень неопределенно. Это-то меня и успокаивает".
Все будет хорошо.
_______________________________________________

Хостел, в который мы приехали с мамой - еще один идеальный хостел в вакумме. Все тут невероятнейше уютно и прямо так, как и должно быть - вплоть до камина, который затапливают по вечерам и разнокалиберных совушек повсюду.

Ужупис почти через дорогу, вид на Старый город и деревья вокруг.
Еще горсть сказок в ладонях.

С Новым годом.

---

Обычно в это время тут появляется что-то вроде итогов и что-то вроде поздравления. Будет все в одном посте.

Я, кажется, тысячу и один раз говорила, как я люблю тех, кто рядом со мной и не очень рядом, как я благодарна и как я восхищаюсь.
Пусть, хорошие мои, не будет страха. В смысле, как правильно писала Имичка, про любовь, которая больше, чем страх.

Я тут склоняюсь к мысли, что важны, в сущности, две вещи: чтобы были те люди, с которыми - сердце к сердцу, без всяческих "но". И чтобы было дело, к которому тоже сердцем. Важное и нужное. И, понятное дело, идти - хоть куда-нибудь, но обязательно идти. Как известно, все мы идем в одну сторону, другой стороны просто нет.
Ну и здоровье - это отлично.

Я разучилась поздравлять. Я бы тут просто взяла и откросспостила Рос, потому что все так.
Но, в сущности, вы же все и так все знаете. Даже если делаете вид, что не знаете. В человеке встроена такая крутая штука, которая всегда чувствует, где правильно, а где неправильно. Все, что нам надо - так это учиться ее слышать. Ну и делать еще что-нибудь потом с услышанным.
Что, казалось бы проще - вот Бог, вот порок.

Идите.


__________________________________

Все, что не убивает - делает светлее, думаю я сегодня.
Как-то недавно заходил ко мне брат, говорит: "Я бы сказала, что ты стала честнее с собой, но это просто абсурдно. Ты стала смелее с собой, пожалуй". И много покоя.
На самом деле, со мной в этом году понаслучалось куча всякой хероты. Но все, что не убивает, делает светлее. Вероятно, потому что сильнее уже некуда.

Все ближе к тому, чтобы быть тождественной себе.
Фразу года знаю. Фраза года - "Нормально делай - нормально будет", правда.
Я что-нибудь более осмысленное еще напишу в Вильнюсе. А, может, нет.

Я много любила, много работала, много молчала, много пела, много искала и много училась.
Это был хороший год.
Я не знаю, что, но я знаю, как.

Света вам, хорошие.

Нет иного рассвета, чем в нас, все дела.

С наступающим.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра