Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Холод не дает тебе повода отождествления себя с миром. Нельзя отождествлять себя с тем, температура чего ниже того, в чем ты можешь существовать без дополнительных приспособлений.
Холод - это выстраивание границ и отделение тебя от мира, вышвыривание тебя из него.
Как-то писала, что люблю шторм, потому что в шторм мир, наконец, "окончательно перестает казаться уютным и приемлемым, перестает прикидываться ручным и становится тем, что он есть - бездной вокруг тебя".
Свойство холода немного другое по окрасу, но в сути своей о том же.
Холод - это дистанция и вычерчивание контуров.
Зима обращает моей любимой графикой не только визуально, но сущностно.
И графика - это то место, где ты встречаешься с собой, неумолимо вычерченным в линию.
И ко всему прочему это все невероятно, фантастически красиво. Нет, серьезно.
Тут я вспомнила вчерашний мультик и приплету его сюда.
Главная история - Анны и Кристофа (или как там его) - она мила, очаровательна, прелестна, по нраву мне, но, поймите правильно, они оба стрелами пролетели через весь сюжет, и к концу вышли такими же, какими появились в первом кадре (давайте по-честному не будем считать подростковое бла-бла-бла про настоящую любовь со стороны одной и про одиночество со стороны другого, которые с очевидной неизбежностью повытряхивались по ходу, чем-то действительно сущностным). То есть, они сами милы мне, но это не история, а почти статика.
История - это Эльза, которая уходит за край вещей, чтобы найти себя, в итоге, в сцене на озере - за окончательный край, за который никто не в состоянии уйти самостоятельно, и куда можно только вытолкнуть. История, которую сценаристы не почли нужным раскрыть никак, кроме разве что условной схемы, за что им спасибо, на самом деле, потому что она-то остается на откуп зрителю.
И здесь про мое любимое:
"Что нигде, как над бездной, человеку нет уюта, что только над бездной можно пить чай, кажется невероятным. Но мы слышим легкий голос Розанова, задыхающийся от ровного счастья, и начинаем догадываться: неужели вправду человек может найти себя только на краю вещей, и другого родного дома, как там, ему нет? Только там он вспоминает, что умеет петь"
Холод - это выстраивание границ и отделение тебя от мира, вышвыривание тебя из него.
Как-то писала, что люблю шторм, потому что в шторм мир, наконец, "окончательно перестает казаться уютным и приемлемым, перестает прикидываться ручным и становится тем, что он есть - бездной вокруг тебя".
Свойство холода немного другое по окрасу, но в сути своей о том же.
Холод - это дистанция и вычерчивание контуров.
Зима обращает моей любимой графикой не только визуально, но сущностно.
И графика - это то место, где ты встречаешься с собой, неумолимо вычерченным в линию.
И ко всему прочему это все невероятно, фантастически красиво. Нет, серьезно.
Тут я вспомнила вчерашний мультик и приплету его сюда.
Главная история - Анны и Кристофа (или как там его) - она мила, очаровательна, прелестна, по нраву мне, но, поймите правильно, они оба стрелами пролетели через весь сюжет, и к концу вышли такими же, какими появились в первом кадре (давайте по-честному не будем считать подростковое бла-бла-бла про настоящую любовь со стороны одной и про одиночество со стороны другого, которые с очевидной неизбежностью повытряхивались по ходу, чем-то действительно сущностным). То есть, они сами милы мне, но это не история, а почти статика.
История - это Эльза, которая уходит за край вещей, чтобы найти себя, в итоге, в сцене на озере - за окончательный край, за который никто не в состоянии уйти самостоятельно, и куда можно только вытолкнуть. История, которую сценаристы не почли нужным раскрыть никак, кроме разве что условной схемы, за что им спасибо, на самом деле, потому что она-то остается на откуп зрителю.
И здесь про мое любимое:
"Что нигде, как над бездной, человеку нет уюта, что только над бездной можно пить чай, кажется невероятным. Но мы слышим легкий голос Розанова, задыхающийся от ровного счастья, и начинаем догадываться: неужели вправду человек может найти себя только на краю вещей, и другого родного дома, как там, ему нет? Только там он вспоминает, что умеет петь"
