Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Через полчаса после того, как отъезжаешь от вокзала, в тебе расцветает покой. Хотела сказать, безмятежность, но на самом деле мягкость. Может, потому что в дороге ты ни за что не отвечаешь. И дорога - это такое легальное право просто смотреть в окно и наблюдать, как плывут мысли. Я так и не начала снова медитировать, а вообще-то зря.

Выходишь в холод из автобуса без пальто, только в флиске, и вдруг понимаешь, что наконец-то поправился. За ужасно длинный месяц я почти забыла, как это - когда у тела есть силы. На работу, на занятия, боже, да хотя бы на годную терморегуляцию). Всегда интересно, когда я начну ощутимо и безвозвратно терять силы из-за возраста. Как я буду с этим справляться?
У нас всех так чудовищно мало времени. Какая-то крошка. Даже не так важно, в тридцать лет длиной эта крошка или в семьдесят. Одна из ключевых идей моей внутренней самоорганизации: неважно, остался ли мне месяц или нескольно десятков лет, это все равно чертовски мало.
___________
Я слушаю много очень разного. Но в дорогу фоновым листом почти всегда беру примерно одно и то же. Нопфлер и Кокер, Клэптон и Кэш, Дилан и немного Битлов - вот все это gently. иногда скандинавов. Что-то, просто продолжающее тебя. Что-то, похожее на воду или влажный воздух.
Ну и конечно, то, что ты слушал подростком, остается с тобой навсегда.
______________
Наверное, как и всех, больше всего из колеи меня выбивает месседж "я тебе не верю", в какой форме он бы ни прозвучал. Потому что после этого не можешь вообще-то ничего. Бесполезно переубеждать, клясться или что-то еще. "Я тебе не верю" - это та окончательная стена, которая может только сама собой растаять со временем, но и то редко бывает. Я склоняюсь к мысли, что после этого надо просто разворачиваться и уходить, как больно тебе ни было бы терять того, кого ты оставляешь. Потому что не может быть никакой дружбы или любви в моем понимании одновременно с "я тебе не верю".
Когда-то в подростковом возрасте (а, может, и раньше), я придумала для себя штуку, которая до сих пор облегчает мне эту боль. Когда становилось совсем тяжело, я думала: "Зато когда-нибудь мы все умрем и встретимся где-нибудь, зная, что на самом деле было в наших жизнях, посмотрим на эту херню и вместе посмеемся". Я не имею никакого мнения о посмертии, не могу сказать, что верю во что-то или не верю, но если бы я его придумывала, то это была бы такая светлая пауза, где ты сможешь обняться со всеми, кого любил и кого не очень, побыть с ними чем-то единым, любящим, всевидящим и всепонимающим, передохнуть и пойти в следующее удивительное приключение в какой-нибудь век.

10:55

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Немного о Москве.
КОФЕ РУССИАНО, СЕРЬЕЗНО?

А теперь о других животрепещущих новостях.
- Весна в Москве даже не думала начинаться
- Новогодние украшения не только до сих пор не убраны, но даже светятся, ДНЕМ ТОЖЕ
- Соль ВЕЗДЕ
- Улицы действительно убираются на порядок хуже, чем в Питере
- За идеальной зимой в Москву видимо надо приезжать в середине марта
- Меня впервые за не знаю сколько (лет?) обрызгала машина и ноги тоже промокли первый раз с ноября, привет.

Ну а вообще это все такой задорный и немного нелепый бонус трек к зиме, ни о чем не жалею.
Собиралась ни с кем, ни с кем, ни с кем не видеться, но все равно в итоге вчера вечером пила шампанское с Полем, а сегодня утром планируем по чашке кофе с Оками - как так вышло вообще?)
Впервые за десять лет (и больше двадцати приездов) я живу в центре, прямо напротив цирка, и модерновые деревянные окна выходят на Цветной бульвар. Моей хрустальной мечтой остается пожить несколько дней в арбатских переулочках когда-нибудь летом - это засело в моей голове еще позапрошлым летом, когда я долго-долго бродила там, гладила слона в музее-мастерской Голубкиной, и мне казалось (до сих пор кажется), что наконец-то все правильно почувствовала про Москву, и с тех пор люблю ее совсем.

Вечером Сатриани.

13:57

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Снилось, что разбираю блокадные документы на одной из дач Ленобласти. Запомнила одну записку: "Сделали второй прорыв кольца. Но здесь тоже нет ни еды, ни детских игрушек".

В удивительно мироощущенчески точном "Путеводителе по переименованному городу", который я люблю в каждом слове, Бродский пишет: "Блокада - самая трагическая страница в истории города, я думаю, именно тогда имя "Ленинград" было наконец принято выжившими жителями как дань памяти мертвых: трудно спорить с могильными надписями. Город неожиданно стал выглядеть состарившимся; словно бы История наконец признала его существование и решила наверстать упущенное здесь своим обычным способом: нагромождением трупов".

Вроде бы я уже третье, четвертое и пятое одновременно поколение тех, кто прошел через блокаду (не все, как водится, насквозь), но не то чтобы в моем мироощущении правомерность имени "Ленинград" связано хоть с чем-то другим. Даже неделимая вселенная ленинградского рока, совершенно особый мир, созданный Ленинградом и создававший Ленинград - тоже производная, и это эхо из нее не исчезает никогда.
То же с моими эмоциями относительно соответствующей строчки в паспорте или с внутренним ощущением от того, что про себя я всегда идентифицируюсь ленинградкой.
--------------------------
Близость выборов, когда мне не удается избежать мыслей о них, вгоняет меня в тоску и желание рыдать, а за последнее время я дважды на политические вопросы вслух отвечала, что моя политическая позиция - внутренняя эмиграция, и я не хочу и не буду об этом говорить. Мне трудно было смириться с этим и тем более сказать вслух, потому что несмотря на все доводы разума, внутренне это все равно воспринимается как поражение и слабость. Я закрываю глаза, думаю о том, что больше не хочу рыдать каждый вечер, о том, как много есть других очень важных вещей и выдыхаю.

"Это город, где как-то легче переносится одиночество, чем в других местах, потому что и сам город одинок. Странное утешение черпаешь в сознании, что вот эти камни не имеют ничего общего с настоящим и еще меньше с будущим. Чем глубже погружаются фасады в двадцатый век, тем неприступнее они выглядят, не обращая внимания на эти новые времена и их заботы".

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Вот я вроде поправляюсь, первый раз за долгое время выхожу на улицу и вдруг обнаруживаю себя в весне - город стоит весь мокрый и в лужах, снег обреченно почернел и скукожился, лед с крыш лежит полупрозрачными осколками под ногами, а на газонах открылась трава. Здесь мало про весну, как про нее любят писать, но все про предчувствие ледохода, прозрачное небо и уверенную, не показную силу. Как будто волк, который долго плыл через реку, выскочил на берег, вот-вот начнет отряхиваться так, что брызги разом полетят во все стороны, но сейчас стоит на камне и смотрит на тебя в упор, и холодная вода бежит по шкуре.

Шла по мокрому асфальту и вспоминала, откуда знакомость всего этого, но скоро узнала - это же перед финалом "волшебной зимы" было.
"Пришла весна, но вовсе не такая, какую он себе представлял. Вовсе не та весна, что освободила его от чуждого и враждебного мира, а весна -- естественное продолжение того нового и удивительного, что он преодолел и с чем сумел освоиться."

В этой голове только и разговоров, что о море и о дереве - для ремонта в мастерской надо много подготовить и немного подкопить, а на носу поездка в Ригу. Какая Рига на пять дней, зачем, никуда не поеду. А потом вспоминаю, ведь Рига - это почти Клайпеда, а Клайпеда - это Куршская коса, а лучше Куршской косы не знаю места на этой земле. Тем более в марте, когда никому не нужно северное море.
Тут же нахожу в Клайпеде комнату мечты и стремительно бронирую ее на две ночи (значит, три дня), и теперь в голове шумит море, ноги мягко погружаются в дюны, сосны шумят и совершенно все в песке.
Можно переводить траты на путешествия в доски и циркуляные пилы, но мое северное море бесценно.
Читаю "Келломяки" Бродского уже почти наизусть - не все четырнадцать, но многие.

Мелкие, плоские волны моря на букву "б",
сильно схожие издали с мыслями о себе,
набегали извилинами на пустынный пляж
и смерзались в морщины. Сухой мандраж
голых прутьев боярышника вынуждал порой сетчатку покрыться рябой корой.
А то возникали чайки из снежной мглы,
как замусоленные ничьей рукой углы
белого, как пустая бумага, дня;
и подолгу никто не зажигал огня.


Кроме моря и дерева в голове еще слова. Пять месяцев до того, как поеду в Дурмстранг деканом Логоса - много ли? Почитываю и послушиваю нейролингвистику, ищу, где что было у Лотмана (сколько ж ты написал!), балуюсь Вайлем, хочу перечитать Хайдеггера и откопать свой собственный диплом (хотя на удивление помню его и так), что-то выписываю в блокнот, накидываю в голове черновики структуры лекций, которые еще тысячу раз поменяю, и ищу место во всем этом своему персонажу, пока неясному и ускользающему.

Это была не самая простая зима, дважды ударила чертовски больно, от такого не оправляются, а только встраивают в себя и живут с этим дальше, что делать-то. Я упрямо старалась заниматься новым и малознакомым, мне было очень страшно и все еще страшно, но вроде все стоит того. Было много тепла и дорогих людей, и теплых вечеров, и всего этого бесценного.

Фрагментов про людей

В сухом остатке у меня новый расчерченный планер, все еще больное горло и очень мало сил, забронированный номер в отеле на Цветном бульваре на нас с Бачером и билеты на Сатриани и Петруччи, мечта о мастерской и Клайпеде и список нон-фикшн, соперничающий со списком рабочих планов.
Многое меняется, когда начинаешь работать с вещами.
И это хорошо.

Необязательно помнить, как звали тебя, меня;
тебе достаточно блузки и мне - ремня,
чтоб увидеть в трельяже (то есть, подать слепцу),
что безымянность нам в самый раз, к лицу,
как в итоге всему живому, с лица земли
стираемому беззвучным всех клеток "пли".
У вещей есть пределы. Особенно - их длина,
неспособность сдвинуться с места. И наше право на
"здесь" простиралось не дальше, чем в ясный день
клином падавшая в сугробы тень
дровяного сарая.


21:25

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Больше всего люблю приходить в бассейн в выходные перед закрытием. Чтобы оставаться до половины одиннадцатого - когда вода совсем пустеет. Последнюю пару дорожек перед выходом я представляю, что я огромная столетняя морская черепаха. Плыву под водой медленно-медленно, едва перебирая руками, воображаю прочный кожистый панцирь, огромный океан во все стороны, и в голову приходит тишина.

Я очень люблю воду. Люблю пить ее, восхитительно плотную, большими глотками из больших бокалов, чтобы чувствовать, как она обволакивает гортань и видеть прозрачность в своих руках. Люблю дождь, и когда город становится водой со всех сторон. Чертовски люблю, когда воздух такой влажный, что кажется, будто дышишь водой.
Каждый день хоть какое-то время я просто стою под душем, думая только о воде, которая бежит по коже. По выходным иногда, решаю, что молодец, хорошо поработала и устала, даю себе волю и стою или сижу так бесконечно. Полчаса, час. Если бы голова моя была беспечна, не знаю, сколько часов я могла бы провести так. Мне стремительно надоедает просто сидеть или просто лежать, но под душем выключается все и я просто хочу, чтобы это никогда не кончалось.

Как я недавно училась плавать

21:35

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
День, когда организм перестанет складывать меня через раз в ангину из-за переживаний, чувства вины и прочей негативной сверх-эмоционалки, будет очень счастливым. Впрочем, он этим занимается почти всю мою жизнь, и спасибо, что теперь хоть не через каждые полторы недели.

Да и ангина (на самом деле обострение хронического тонзилита) - не самый плохой вариант, пей себе чаек с вареньем, ешь граммидин и витамин С, если через три дня лучше не будет - немного напалма амоксиклавом и все ок. Если бы сами переживания лечились бы так легко, как было бы славно.
День, когда я перестану болеть на ногах, более вероятен, и тоже будет очень счастливым. Впрочем, вот сейчас мне на вторые сутки стало так не очень, что я только вышла поглядеть на насквозь белый Летний, зашла в магазин, а потом весь день дремала как сурок, прерываясь на горячее молочко с медом и куриный бульончик.
Хотя, кого я обманываю, не потому что стало совсем не очень (эка невидаль), а потому что днем очень дебильно и довольно сильно заехала себе стаместкой по пальцу, последний раз так в сентябре делала, наверное. Мастер всегда говорит - если вы не сильно адекватны, работать инструментом нельзя, нет, вообще нельзя. Надо быть котиком и слушаться мастера.

Как всегда в феврале не хочу, чтобы зима заканчивалась, хочу, чтобы всегда был снег, и по рекам можно было ходить и бегать на лыжах, и чтобы светало в девять и мороз по утрам. Но все это конечно потому что я, как всегда в феврале, на самом деле совершенно не помню, что такое весна, а когда она начнется, буду ей радоваться и узнавать ее заново. Наверное, так живут маленькие дети, которые любят все времена года.

01:30

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Несмотря на последние посты, у меня все довольно славно. Даже отчасти благодаря им тоже, потому что это очень важное выставление границ.

У меня случилась большая радость - мама все-таки дала добро на то, чтобы я арендовала у нас дома бывшую бабушкину комнату и делала там себе мастерскую. Это прямо уникальное по всеохватности профита решение: я отдаю деньги не чужому дяде (помещение под аренду в центре я уже давно присматривала), а в семью, маме будет хватать денег на нормальную жизнь и она будет видеть меня чаще, у отца будет мастерская, а я спокойно могу обустраивать помещение на длительный срок.
В нашем узком двухэтажном флигеле соседи есть только снизу, дореволюционные стены обеспечивают отличную звукоизоляцию (которую я еще усилю), а циркулярку и ленточную пилу собираюсь поставить на чердак, соорудив им металлические столы.
Так что в моей жизни теперь много радостного планирования помещения, составления чертежей и прикидывания сметы на необходимые траты. Пока я учусь и стараюсь побольше работать, чтобы накопить денег, а в июле, защитив диплом, надеюсь приняться за обустройство. От всех поездок и прочих трат (кроме уже оплаченных и Дурмстранга) я отказалась, впрочем, мне впервые в жизни и не особенно хочется куда-то ехать, а хочется только работать и работать. Даже думаю, не забить ли на купленные билеты в Хельсинки 19го-21го, пока меня смущает только то, что визу надо бы все равно откатывать. (ну или забить и правда брать в следующий раз эстонскую)

Сегодня вот сидели у Ольги близким кругом в Соню с Аланкуном, нас с Бачером и Рожку, и пели хорошие песни под гитару, а я заползала поглубже в кресло-мешок с головой Бачера на коленях и почти весь вечер провела на той блаженной границе, когда еще не плачешь, но чувствуешь, как слезы радости подступают из глубины то ли к глазным яблокам, то ли к горлу, то ли мягко окутывают всю твою уставшую головеночку.

Пока готовилась к стиховечеру, наткнулась на короткое старое стихотворение Полозковой, которое просто иногда надо повторять про себя и все будет хорошо.


знаешь, если искать врага - обретаешь его в любом.
вот, пожалуй, спроси меня - мне никто не страшен:
я спокоен и прям и знаю, что впереди.
я хожу без страховки с факелом надо лбом
по стальной струне, натянутой между башен,
когда снизу кричат только: "упади".

разве они знают, чего мне стоило ремесло.
разве они видели, сколько раз я орал и плакал.
разве ступят на ветер, нащупав его изгиб.
они думают, я дурак, которому повезло.
если я отвечу им, я не удержу над бровями факел.
если я отвечу им, я погиб.


13:34

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Второй день нетипичных для меня постов, извините.

Вот еще одно, с чем я потихонечку свыкаюсь последнее время.
Честно говоря, мне всегда казалось, что всякая ерунда вроде кто с кем спит, спал или хочет спать или жить не может мешать общению благородных донов, потому что все это дичайше несущественно по сравнению с огромным чудом найденного "своего" человека. Возможно, потому что у меня на отличненько работают стопоры - я инстинктивно не хочу того, что мне не принадлежит или мне не положено. Это примерно из того же разряда, что для учителя, как правило, дика сама мысль о романе с учеником вне зависимости от возраста ученика. Ты просто не воспринимаешь их в таком качестве. (и у меня всегда глазик подергивается на обратные примеры, все мое существо воспринимает это как что-то дико неестественное).

Но я все же понемногу устаканиваюсь в мнении, что не стоит по возможности общаться со всяческими бывшими/теперешними бывших/бывшими нынешнего/влюбленными в нынешнего/кого еще забыла из этого всего. И с сильно в тебя влюбленными тоже. Хотя все это всегда очень обидно - ну что за чушь, право слово, когда так трудно находить людей, с которыми тебе хорошо. А что может быть важнее этого, ну.

Но все равно всегда (за, может, суперуникальными исключениями) в этом общении настолько осязаемо, тягуче и тягостно возникает ощущение недосказанности, что ну его совсем, честное слово.
Хотя, конечно, "такую песню испортили".

11:23

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Во внезапно свободное утро я вдруг напишу не о происходящих вокруг чудесах, а о том, что крутится в моей голове уже довольно долго.

"Я такой, какой есть" - конечно, важная и крутая штука, кто бы спорил. Я сама буду защищать чужое или свое стремление жить так, как считаешь верным. В нас с детства вбита куча императивов, с которыми мы сражаемся долго, мучительно и кроваво.

Но когда я слышу, что фразой "я хочу, чтобы меня любили таким, какой я есть" покрывают насилие по отношению к близкому человеку - любимому ли, другу ли, у меня начинает дергаться глазик и хочется стремительно перестать общаться навсегда.
Любые близкие отношения - это трудно. Мы очень разные, очень сложные, не причинять друг другу боль не получится. Но когда твоему ближнему больно, а ты ничего не пытаешься с этим сделать - у меня много вопросов. А уж когда на эмоциях или просто в обиде специально пытаются побольнее задеть человека, я чет совсем в ахуе. Честно говоря, была уверена, что эту хуйню люди перерестают примерно после двадцати. (знаю и тех, кто догадался, что это какая-то хуйня, и разобрался с ней и лет в пятьдесят, но это люди другого социокультурного слоя).
Ну, то есть, серьезно? Я понимаю, что у всех разный темперамент и все такое (сама выросла в край вспыльчивой и обидчивой и с этим было прям сложно), но мы же почему-то не бьем людей сапогами по лицу, когда злы и обижены. Но при этом отхуячить словом (делом или молчанием) - это пожалуйста. Хотя разницы, в общем, никакой.
И ты такой.
Что?
Я очень привыкла общаться с людьми, которые берегут своих близких. Это я называю любовью. А если этого нет - в моих определениях это что угодно, только не любовь.
Конечно не я тот человек, который будет лезть в чужие отношения. Вообще не мое дело.
Но общаться после того, как увидел что-то подобное по отношению к чужому близкому, действительно больше не хочется.

Еще этой зимой я немножко запоздало осознала, что если меня кто-то из близких не хочет беречь и может делать мне больно, отдавая себе в этом отчет, - не надо больше с ним общаться.
Ну и конечно если я могу кого-то задеть и сердечко мое от этого не дрогнет (или поворчит и перестанет) - вообще никогда не надо больше общаться с этим человеком.

Потому что все без любви - грех.

19:52

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Трижды в неделю я встаю в семь утра, чтобы раньше приехать в мастерскую.
Я никогда этого не делала. Я спала до десяти-одиннадцати до школы, в школу вставала в восемь, в универе нам никогда не ставили первых пар, педагогом я работала по вечерам, а в редакцию приходила к одиннадцати.
Больше десяти лет я не вставала раньше девяти утра за исключением самолетов или чего-то подобного.

Каждое утро невыносимо. От недосыпа и раннего подъема у меня ломит все мышцы так, как будто я последние трое суток замещала гимнастку в цирке Дюссолей. У меня чудовищно болит голова. Я очень плохо соображаю. Все, о чем я думаю - в девять утра станет легче. Контрастный душ, зарядка и свежевыжатый сок или кофе делают капельку лучше, но не слишком. В девять (плюс-минус пара минут) туман в голове резко проясняется. Это не снимает ломоту, и голова тоже не перестает болеть, но по крайней мере я обретаю способность относительно связно мыслить.
Вообще не представляю, как поднималась бы, если бы не будильник без возможности откладывания, который отключается только сканированием штрих-кода. Когда обнаруживаешь себя уже в ванной, удается не упасть спать сразу.
Все, что я позволяю себе - подремать пять минут по будильнику, уронив голову на стол, если совсем невмоготу. Искушение приходит мягкой и теплой волной: "тебе же не надо никуда идти, ну зачем, тебе плохо, еще терять два часа на дорогу, поспишь, поработаешь дома - ведь все то же самое, серьезно, а там легкое одеяло, мягкая подушка, теплый Бачер..." Окутывает, убаюкивает теплой волной, надеждой, покоем. Я пытаюсь думать о том, зачем все это делаю.
Перед выходом я тихонько захожу в комнату, опускаюсь на колени у дивана и аккуратно кладу голову Бачеру на плечо. Отсчитываю двадцать ударов сердца, чтобы не задремать (его аритмия иногда слышна даже невооруженным ухом - интересно, моя тоже?), встаю и закрываю окно - он любит спать с закрытым. Чаще он даже не просыпается - еще слишком рано. Я ухожу учиться.
Все остальные дни недели я встаю не позже девяти, потому что когда сбиваешь режим, расплата наутро становится еще более кровавой.

Официально практика заканчивается в три или четыре. Я ухожу из мастерской в пять или шесть.
Где-то два из трех дней я возвращаюсь в состоянии желе.
По четвергам дремлю полчаса по будьльнику.
Через час сажусь вспоминать английский или рисовать орнаменты. Или просто читаю. Что-то, для чего не нужно шевелиться, пожалуйста.
Вечером смотрим с Бачером пару серий аниме. Я отключаюсь часа через два после того, как он возвращается с работы.
В выходные я отдыхаю. Обязательно. Оба дня.
Меня не хватает на то, чтобы писать посты и сказки, последнее время не хватает даже на инстаграм. Я только стараюсь не быть мудаком и выполнять обязательства относительно других людей, а еще писать хорошее и отвечать на сообщения - когда не работаю.

Но я думаю, что впервые за долгое время делаю все правильно.

23:13

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Таллин - не просто город, где я была счастлива. Таллин - это первый город, где я была свободна. Восемнадцать лет, первая поездка за рубеж, не считая гастролей в школе, один маленький чемоданчик и оплаченный на неделю хостел в старом городе. Супермаркет Реми - чуть ниже по трамвайным рельсам, потом зайти в городские ворота у Толстой Маргариты, свернуть на тихую улочку вдоль городской стены, миновать Олевисте и дальше по Lai, до Vaimu. Таллин - единственный город, кроме Петербурга, где я знаю названия улиц. Некоторые московские в голове за счет литературы, а во всем Екате помню только Ленина, Восьмого марта и Карла Либкнехта.

У меня была только кнопочная нокиа и стационарный компьютер в хостеле без русских букв на клавиатуре - печатала по памяти. Вся связь с миром - смс маме раз в день и восхитительная, упоительная непривязанность ни к чему на свете.
Что было делать в крошечном Таллине целую неделю? Morning jenga в чиллауте с задорной компанией других постояльцев хостела - ни одного русского, множество баек из разных стран. Познакомиться со всеми ремесленниками на Катарине, выдувать вазочки у строгого пожилого стеклодува-старичка, слушать рассказы витражистов и пробовать резать стекло, пить чай и говорить обо всем в мастерской немного безумного Нээме Лала. Ездить каждый вечер встречать закат в Пириту. Очень много быть с собой. Обойти все-все церкви в поисках той, которая поразила меня когда-то, когда мы были здесь на гастролях, и которую, мне казалось, я помню в деталях. Конечно, так и не найти, зато окончательно влюбиться в готику и перерисовывать Нигулисте со всех ракурсов и со всеми орнаментами. Впервые слушать латинскую мессу. И орган. Ездить на трамваях наугад.
Бесконечно смотреть в море. И впервые в жизни видеть средневековый город - просто сумасшедее что-то.
Неделя - это очень мало, когда тебе восемнадцать и ты впервые в другом городе совершенно один.

Через десять лет мне уже не нужно куда-то уезжать, чтобы занырнуть в свое уютное, распахнутое всему одновременно внутреннее одиночество - теперь оно со мной всегда. Но в Таллин все равно хочется приезжать - друзей надо навещать, тем более когда это города. Хотя Вильнюс я люблю больше, докуда еще пять-шесть часов трассой, ну. Да и границу можно переходить пешком.

Я уже было расстроилась, что и в этот раз совсем не увижу снега в городе, но после воскресной мессы вдруг, вопреки всем прогнозам, крупными хлопьями, очень густо падает снег, так густо, что где-то с час не успевает растаять. На ратушной все еще покачивает ветками огромная и пушистая живая елка, а украшена она желтыми гирляндами и светящимися алыми сердцами. Честное слово, с детства терпеть не могу сердечки, но тут так это трогательно и славно, ох.

На верхнем этаже музея в Кирк-де-Кёк, оказывается, кафе. Которое не работает зимой, как и половина туристических аттракционов. Поэтому можно долго-долго сидеть за столиком в абсолютно пустой башне, смотреть на город и заниматься себе своими делами.

Молодежный квартал - культурный центр - стремительно растет и становится краше и безумнее, ужасно радостно.
А старый город идет тяжело -с каждым годом он еще больше работает на туриста (хотя казалось бы, куда больше), и сложно удерживать в голове, что здесь еще живет кто-то живой и настоящий. Как будто стоят пустые дома с сувенирными лавками, отелями и ресторанами. Потому выискиваю в окнах признаки живого жилья (что сложно, у эстонцев вообще не принято заставлять окна или оставлять открытыми плотные светлые шторы или жалюзи). Выцепляю детали, радуюсь молодежи, которая собирается вечером в закрытом индийском магазинчике джемить на ударных штуках, угрюмому старичку, выходящему из среденевекового дома, в котором как будто бы ничего нет, разговариваю с продавцами-эстонцами.
И все равно люблю этот город, конечно же.


А в новом хуторе сету моего любимого музея под открытым небом улыбчивые эстонцы угощают меня оладьями из печи, а потом мы долго-долго сидим и разговариваем, в основном по-русски, иногда переходя на английский. Я давно не встречала людей, которые так радостно и искренне смеялись бы шуткам, уходя в эту смешливую радость полностью, без остатка. Но закат я конечно иду встречать на мое любимое место в целом мире - побережье Балтики, где на высоком берегу стоят избы рыбаков, развешены сети, а на длинные ветви раскидистого дерева повязаны разноцветные ленты.

Здесь спит мое сердце.

02:19

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Мне тут сказали, что мой предыдущий пост местами похож на хвастовство, и я такой - ну охренеть коммуникация) было бы чем хвастаться
Я конечно пыталась сказать что-то вроде "мне больно и плохо, помогите мне пожалуйста или объясните, что я неправа". Но моя способность жаловаться в публичном пространстве все еще выглядит как-то так).
Ужасно благодарна тем, кто поддержал, это прям вдруг очень важно сейчас.

Тем временем по рекам идет ледостав - и для меня это, конечно, один из главных праздников года. Тем более в этот раз он такой крутой - изломанные льдины на Неве, густой снег по ровному насту внутренних рек (два дня солнца, три дня снега) и ужасно хорошо. Очень хочется, чтобы хорошо встала Фонтанка, на которой обычно прокладывают лыжню, и попробовать-таки проехать на лыжах от нашего дома до родительского.

Пропустила неделю занятий, пока делала верстак, но вот уже почти все готово (отрегулировать направляющую для последнего ящика, сделать последний ряд отверстий и полку для электроинструмента) - и можно возвращаться к учебе и заказам с чистой совестью и нормальным рабочим местом.

Ужасно грызла себя, что меееедленно делаю, полторы недели уже пожаловалась отцу - он посмотрел на меня, как на дебила и сказал, что стол ок и три недели закладывать, и месяц. Бачер на следующий день с ним согласился. И на форуме читаю, мужик пишет "да я только отверстия целый день сверлил!". СПАСИБО, МУЖИК.
Сразу полегчало. Хотя делаю и правда медленно и с тысячью ошибок, как и положено в первый раз.

Хорошие книги, хороший чай и ледостав.
Местами моя самооценка похожа на фарш, но как-нибудь пробьемся.
Обязательно.

00:36

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Пост о нелепых проблемах номер один.

История в том, что мне на самом деле уже давно неловко что-то писать здесь.
Я на протяжении многих лет столько раз слышала от некоторых из моих дорогих друзей про то, что я слишком восторженно/слишком сложно/слишком духовно/еще как-то "слишком" пишу, что мне давно неловко и немного стыдно за каждый пост здесь. Я в общем-то уже какое-то время понимаю, что так не должно быть, но быстро сделать с этим что-то сложно.
Это место - не блог для продвижения, или для того, чтобы показать кому-то про свою жизнь, это место, куда я выдыхаю слова из своего сердца так же, как они звучат там. Я никогда не редактирую постов, не переписываю, не подбираю слова прежде, чем написать предложение. Это важно. Потому что все это - другой жанр для другого, и в разрезе рассказов о своей жизни мне вообще неинтересно подстраиваться под читателя. Я лучше помолчу. Единственное, что я сознательно пытаюсь выстроить - общую логику текста, да и то в самых общих чертах. Но да, мне проще писать, когда есть какой-то абстрактный читатель, писать себе в блокнот я тоже приучаюсь, но так сложнее доводить тексты до конца.

История в том, что мне довольно давно неловко рассказывать про свою жизнь - где угодно. За последние годы осязаемое количество людей перестало со мной общаться, потому что я "слишком хороша". Потому что у меня, мол, все "получается", все "легко дается", меня "все любят" и все такое прочее. Понятно, что когда человек уходит - пусть уходит, значит, это не твой человек. Но каждый раз это все равно больно. Более того, я давно сознательно стала учиться говорить о сложностях в моей жизни, хотя всегда полагала, что сложность - это внутренний челлендж, с которым ты справляешься самостоятельно, а ныть другим вообще испортит всем настроение. Да и потребность в этом я ощущала очень редко, а когда да - нужно ехать к близкому другу, что же еще.
Недавно жалуюсь Аланкуну - мол, не знаю, как общаться с людьми. У всех какой-то пиздец вокруг, а у меня чего, у меня все ок - неловко. Аланкун смотрит на меня, кажется, прикидывая, серьезно ли я и, наконец, смеется. "Ну да, ну да. Ты живешь с самым нервным человеком в мире, а он с тобой стал НОРМАЛЬНЫМ".

История в том, что я не так уж часто могу смотреть из собственного окна с лучшим видом в моей жизни (крыши центра, три минуты до Невы и до Летнего сада, вот это все) без легкого ощущения вины. Мол, девочка, ты чем вообще все это заслужила - этот вид, столько собственного светлого пространства, возможность в 27 пойти в колледж и не работать при этом на трех работах - тебе как не стыдно вообще?
Раза два в неделю (а, наверное, и чаще) я заставляю себя детально вспомнить все то, через что я прошла за эти 27, как я это делала, чего я добивалась, как я вела себя с людьми, как я работала, как можно больше всего вспомнить, чтобы выдохнуть: ладно, нет, неплохо, ты все-таки это все завоевала и продолжаешь завоевывать. Но насовсем это, конечно, не помогает.

История в том, что мне неловко из-за своей внешности, что я не могу не думать "ладно, а если я была бы от рождения не хорошенькой в нынешнем восприятии, это было бы так же или по-другому? а вот это?"
Я постоянно одергиваю себя: "Эй, а кто всю жизнь впахивал на хореографии и у кого поэтому, а не по другим причинам, хорошая пластика и красивые ноги? А кто столько работал над тембром голоса? А мимика - это вообще твое личное, твой личный, не выданный изначально характер на лице". В ключе современного бодипозитива и всякого такого, наверное, стоило бы успокаивать себя другой аргументацией, но так мне проще.
Потому что я иду по городу, улыбаюсь, и люди помогают мне, подают руки, возвращают потерянное (иногда пробежав за мной пару кварталов), делают бытовые чудеса и всякое такое. И лет с семнадцати меня ужасно мучает вопрос: если бы я не была хорошенькой, они были бы ко мне так же добры? Каково, каково черт возьми живется людям, внешность которых хуже укладываются в современные стандарты красоты?"

Я не знаю, хочу ли я об этом всм говорить. Наверное, хочу. Я понимаю, насколько все это нелепо, но трудно так просто взять и сразу все решить. А формулировать - полезно.
Мне конечно же кажется, что когда я сделаю L, M и N, я смогу как-то удовлетвориться своим существованием, но скорее всего это будет не так.
Еще мне кажется, что мое бесконечное внутреннее стремление в места, где идет война - отчасти чтобы снять с себя эту вину за себя. За то, что слишком восторженная, за то, что благополучная. Потому что в разрушенном городе и недоедая, наверное, можно быть с чистой совестью восторженной. И вряд ли это попадает под определение благополучности.

19:39

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Каждый раз, каждый раз оказываешьсся перед этими валунами как громом пораженный влитым в ландшафт свидетельством невероятной, колоссальной, безудержной мощи стихии, которая прошлась здесь десятки тысяч лет назад. Через такую прорву времени все это - по-прежнему не просто неоспоримое свидетельство и современник, но так же сшибает тебя напрочь этой мощью. Концентрированная сила ландшафта. Сплетенные над водой тугими узлами корни корабельных сосен. И огромное пространство воды и покоя.

Это как когда-то под Харлемом. Едешь на велосипеде по побережью, вокруг травка какая-то, кустики низенькие, красивенько, хотя не очень цепляет. А потом замечаешь, что эти кустики и травка - никакие не кустики, а крошечный, жиденький полог карликовых деревьев, которые на этом ровном, продуваемом всеми штормами побережье северного моря всеми своими силами цепляются за песок, за друг друга,хватаясь за пустоту и держась за нее, выживая там, где любого почахлее первой бурей выдернет с корнями, шваркнет о берег и потопит в соленой воде. Тут-то и замираешь, пораженный.

Так и Карелия, только в разы сильнее. Не говоря уже о невероятной, потрясающей графичности.
Бесконечная любовь.

09:19

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Последнее дорассветное утро в любимом выборжском хостеле - восстановленный режим сна, много сформулированного важного, порядок в голове и много, очень много красоты. Не все, что хотела, сделала, но вообще-то очень неплохо. Через час (в десять с минутами) встанет солнце, и я пойду пить кофе с видом на шхеры и морской порт Выборга - спуститься по Подгорной, где я живу, меньше двух минут.
Потом еще немного побродить по любимым местам, зайти в новую отличную кофейню и в час - на Ласточку, чтобы половину третьего уже войти домой в Питере.

Выборг - такой специальный город, до которого теперь полтора часа прямо от собственной ванны.
Улыбаюсь от мысли, что через две недели уже в Таллин, а сколько еще всего в планах сделать на эти две недели. Один верстак чего стоит. (а до восьмого - болтать ножками, гулять и читать без никаких угрызений совести)

Уже давно не представляю себе, как жить без этих небольших поездок без никого. Очень важное

23:32

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Меня не перестает удивлять, как легко и искренне раскрывается тебе любой город, к которому доверчиво подходишь с открытыми ладонями, не торопясь и с большой любовью.

В Выборге идет снег, шхеры лежат тихие, только далеко за спиной шумит подъемный кран - разгружают сухогруз.
С наступлением темноты люди, которые ждут "Ласточку", разбредаются по кафе, а я ныряю в букинист - пусть пока разъедутся. И, конечно, зависаю с письмами Мандельштама. Обнаруживаю себя сидящей на маленькой лесенке, когда женщина, которая здесь работает, протягивает мне коробку с конфетами. "Вы берите, берите. А вот эту в карман, она самая вкусная". Не знаю, сколько там провела, в итоге Мандельштама, конечно, забрала с собой, а еще Желязны, а еще "Белого дракона" Маккефри - заменить моего в серии, тому в свое время не повезло и его довольно сильно потрепала собака. За все это у меня берут смешные две сотни и докладывают что-то в пакет. Когда я хочу вытащить и поглядеть, продавщица останавливает меня и улыбается "Нет-нет, потом посмотрите, это рождественский подарок". Тонкую книжечку я достаю на улице - и вижу "Ежемъсячные литературныя и популярно-научныя приложенiя" к "Ниве" за 1912 год. 1912, Карл! И удивительно красивый, конечно.

А потом иду искать, где бы поесть, чтобы славно и без людей - и вдруг вижу маяк на витрине, которой тут раньше вроде не было. Кто-то у крыльца машет рукой: "Девушка, вы заходите!" Внутри славно, уютно и совршенно, абсолютно пусто кроме пары человек за угловым столиком. Хозяин, похоже, армянин, широко улыбается и извиняется: "Вы знаете, мы только завтра откроемся, но я вам могу сделать чая, кофе - вы чего хотите?". Говорю, что поела бы, он размышляет с минуту и предлагает запечь мне курицу. Я соглашаюсь, а потом он рассказывает, из каких стран привозил вещи в этом зале и историю дома, и про финские погреба под полом, и множество разных вещей - и готовит, конечно, самую вкусную в мире курицу. Я и потом слушаю краем уха их разговор - про Выборг и детство в старом городе, и как здесь снимали "Землю Санникова". Скоро к ним присоединяется четвертый, по разговору я понимаю, что он архитектор и сейчас занимается реставрацией выборгского замка. Узнаю множество тонкостей и немного больших планов на реабилитацию города из нынешнего плачевного состояния. У него вьющиеся волосы и немного детское лицо, хотя по некоторым чертам видно, что ему давно за тридцать. во всем этом столько увлеченности и любви к Выборгу, что и я проникаюсь надеждой - всего час назад я бродила по улицам и с грустью думала, что это единственное место в мире, где мне хочется иметь сто пятьсот миллионов денег, чтобы потратить их на восстановление этого сокровища. (никогда не испытывала никаких подобных эмоций по поводу благотворительности, как ни странно. впрочем, это довольно очевидно связано с моим довольно специфическим видением мира).

На прощание хозяин дает мне большую конфету "на дорожку", мы радостно прощаемся и я узнаю, что это место будет называться "Марсель".
Хорошее имя, чего уж.

04:52

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
(Вообще-то когда я думаю про прошедший год, во мне довольно мало что помещается, кроме слез благодарности - людям рядом, городу и дорогому Мрзд. И это так хорошо).

04:50

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Я редко пишу итоги, но вообще-то стоит.
В основном потому что у меня все очень плохо с памятью в прошлое больше, чем на пару месяцев.


Год назад я ненадолго вернулась в редакцию на очень жестких условиях - работаю только три раза в неделю на мою ставку и только до июня - почти идеально, но честно говоря согласилась потому что дорогая Наташа смотрела на меня большими глазами и очень просила хоть немного поработать, чтобы она никого не поубивала.
В июне дейтвительно ушла, не сдаваясь ни на какие уговоры ни Миши, ни Наташи, подала документы в колледж и уехала отдыхать - глубоко дышать на родной тихой даче и играть в ролевые игры. С тех пор я не открываю новостные ленты и очень этим счастлива, режу деревяшечки, сочиняю сказки, периодически работаю на проектных штуках и еще изредка на ярмарках, и потихоньку прикидываю насчет помещения под мастерскую.
Еще в моей жизни случились упсальские дети, и много радости от причастности к большому и важному. Не знаю, как будет с ними дальше - все довольно неоднозначно - но увидим.

В моей жизни прочно угнездились люди, которые куда раньше запали мне в сердце. Тут и Злата, и Динка, и Яцуренко, и Поль, и Фил, теперь и Рудена. Мой дорогой буддист после полутора лет вернулся из Индии, Рос уехала в Германию, Полиночка в Екат, Скальд в Болгарию. Наконец-то вживую познакомилась с  Парасоль, в слова которой давно была влюблена, и она подарила мне много прекрасной Праги, и конечно мы пили чешское вино между миндальными деревьями на Петршине, пока садилось солнце. Созванивалась с Соечкой через океан и пила с Тайчиком, радуясь, что ничего не потерялось за эти годы, которые так нас всех изменили.
Я стала куда жестче фильтровать круг общения, да и само общение. И в то же время стала иногда писать людям, когда хочеся написать, изредка поздравлять и вот все это, что уже давно бросила.
Очень нелепо не поняли друг друга с Полиной, очень сильно ее обидела, кошмарно переживала, но все к счастью вернулось на круги своя. Очень переживала из-за того, что в какой-то момент потеряли резонанс с Рос, но время все поставит на места, как это всегда бывает, даже не сомневаюсь - и не может быть по-другому. Дом Аланкуна и Сони остается бесспорным вторым домом, и это так светло.

Поездки

РИ

Мы уже третий год живем на Гагаринской, у Невы и Летнего сада, у меня из окна вид на крыши и я так влюблена в это место, что никакие аргументы за то, чтобы переехать, не работают. Я пью кофе в "Книгах и кофе", покупаю хлеб в "Ленинградских булочных", хожу вечером сидеть на набережной, знаю все дворы окрест и езжу в Комарово смотреть, как солнце садится в мое море.
С каждым месяцем мне становится все легче и радостнее жить с Бачером, и вся моя свобода и такое необходимое одиночество все так же со мной.

На самом деле еще бесконечность всего. Еще же лошади, и дорогие друзья, и маяки, и театры, и книги, и много-много Эрмитажа. В моем городе взорвали метро и я видела, как над Техноложкой зависал вертолет. Я приезжала к друзьям в беде посередине ночи и похоронила еще одного человека.

Я почти не писала в этом году сюда - и поэтому конечно очень мало что запомнила. Но, наверное, вспомнилось то, что должно было.
Твердо знаю, что ни о чем не жалею, кроме, пожалуй, того, что обидела однажды Полину.

Всегда можно лучше, но вообще-то было неплохо.
Время выгрести все и начинать новый-новый год.

Фото прекрасной Танды


03:40

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
Я три раза начинала писать совсем разное и три раза стирала.
Я счастлива этим Рождеством, его светом и смехом, и тишиной, и теплотой, и любимыми лицами. Сейчас у меня легкая-легкая голова, и сердце еще легче, и я думаю, что все - все вообще - не зря.

Впереди неделя тишины и покоя.

Мне хочется сказать каких-то слов, поздравить с Рождеством. Но все слова смываются любовью и не знаешь, как сказать.
Такие дела.

03:21

Inside and Up | Умирая, сжимал в руке самое дорогое: флейту и запас дров
На меня ворчат с двух сторон, напоминая, что вишлист - это хорошо.
Ну ладно. Во-первых, есть три вещи, которые актуальны всегда.

1. Ваша любима книга. Или книга, которая много для вас значит. Может, вам кажется, что она мне не понравится - это неважно. Это подарок вообще не про это.

2. Приключение. Приключения бывают всякие. От прыжка с моста до прогулки в керамическую мастерскую или странный дворик. Даже знакомство с человеком бывает приключением. Приключения я люблю всегда.

3. Какая-то штука, которую вы почему-то решили мне сделать. Или какая-нибудь херня, которую вы увидели и решили, что вот она прямо для меня.

А еще открытки. Я по-прежнему бесконечно люблю открытки.

Ну и дальше, самых разных ценовых категорий)
- Хороший кофе в зернах, пуэр, улуны, матэ
- Тиски, монтирующиеся в стол
- Всякие отличные гетры
- Набор сверел по дереву
- Набор акварели "Ленинград"
- Пружинные зажимы (в смысле, такие примерно)
- Очень люблю гальванику, например вот . Перья, листья, физалисы, это все.
- Ну и конечно бесконечная любовь моя - маяки и не только отсюда
- Отрез красивой зеленой ткани
- Куски всякого крутого дерева) На Сенной, например, продаются славные брусочки под рукояти

По-прежнему белый, зеленый и теплая гамма. По-прежнему дерево, латунь и травы. По-прежнему естественные цвета.
Почти не ношу браслетов и колец кроме того, которое не снимаю.

По-прежнему подсолнухи, сосна и всякие полевые. И, конечно же, вереск, что может быть лучше вереска.
Очень люблю сухоцветы и травы.
А из сладкого люблю финский марципан.

Как-то так)