Начала писать вконтакт, но все-таки это про здесь

День имени "Это, что, можно летнее платьишко надеть?" и "А где комары?".


Под Москвой и правда чудный день, солнце и пионы, черешня и ежевика. А еще вино и шампанское с Виконтом, Джессом и Полем, а еще стоять босиком, спиной к прохладной бетонной стене, а над тобой солнце и яблоня. Дом обшит деревом, а вся эта концепция общей дачи на нескольких друзей (сразу конечно много знаковых историй богемы 20 века в голове) исполнена прелести и верности.

В моих вещах продолжают самозарождаться перья, в метро нахожу сцепленных коня и пешку, конь отправляется к Виконту.

Количество нежности внутри и требование ее отдавать так бескомпромиссно подступают к горлу, что конечно пора бы снова браться за конвертацию всего этого добра в тексты.

---

Пой, девочка, пой, девочка Иштар,
Вся эта боль - не больше, чем дар
Вся эта боль тебе для любви,
Чтобы ты о ней пела

Хорошо, лето стремится к середине, что я скажу?

На концерте БГ меня совсем накрывает на "Песнях нелюбимых", я стою и рыдаю, как дурак, а потом всего через пару песен "Неизъяснимо" и серьезно, как вообще не рыдать. Слишком много боли, слишком много любви.

День рождения Сони и Рожки мы празднуем в Кронштадте на заливе, светящиеся гирлянды на деревьях, пледы и шашлыки, бесконечный закат, плавно переходящий в бесконечный рассвет, широкая лунная дорожка. Берег здесь до деталей, до ширины полос песка, голубоватой травы и цветущего шиповника похож на берег Балтики недалеко от Пириты, или на Аэгне, или еще во многих-многих местах моего моря. Волна набегает с шуршанием, по фарватеру идут огромные пассажирские лайнеры и сухогрузы (когда встанет солнце, они будут сиять ослепительно-белым), далеко рассекает кругами сумерки фонарь маяка. На изломе ночи я вылезаю из пальто, надеваю купальник и с разбегу окунаюсь в холодную, здесь еще почти пресную воду, плыву вперед, как всегда, пока не начнет сводить ноги.
Мое море всегда рядом.
Всегда внутри.

Я так и не научилась как-то укладывать мир в своем сердце, он такой невыносимо огромный, больной и прекрасный, моих сил совсем не хватает на то, чтобы как-то справляться с этой любовью и этим состраданием.
Я научилась делать что-то хорошее для людей вокруг и живу этим, да надеждой, что дальше будет получаться лучше.
Мои отношения с мирозданием ощущаются, как безусловное доверие - как будто оттолкнулся и падаешь спиной вперед через облака, раскинув руки, и вокруг только красота, и не сомневаешься, что тебя подхватит.
Господь - мой пастырь, и я ни в чем не буду нуждаться.

Я не знаю, как из поста, в котором вообще-то хотела рассказать отличную историю про то, как больше двух часов без перерыва убаюкивала чужую кошку в истерике, мерно рассказывала ей сказки и пела песни, получилось это вот.

Граница перед большой и важной поездкой - всегда как обрыв перед омутом, на котором замираешь - и волнительно, и сладко, и немного страшно. Никогда ведь не знаешь, кто на самом деле вернется вместо тебя.

На земле июль.

---

Новый шенген в новом паспорте - и еще два года я могу приезжать в Таллин, чтобы выпить кофе в любимой кофейне, лежать на спине в высокой траве Суоменлины или ловить попутки на повороте к Порвоо, потому что вдруг захотелось.

Во вторник вылетаю в Прагу, хрустальный город легенд вокруг меня - уже десять лет мои родители и все друзья говорят, что это очень мой город и мне обязательно туда надо, но только сейчас я впервые ее увижу.
Сегодня вечером - куда-то в Москву, вероятно, на дачу к Виконту, потому что почему бы нет, раз все как-то само так сложилось.

Решительно разобралась с игровым расписанием - скрепя сердце отказалась от Стража и придумала, какие книжки почитать, чтобы получить свой кусочек Великой Войны (на этом месте должно быть спасибо дорогому другу Динке, которая помогла мне советом историка). Все еще есть небольшая вероятность, что я туда поеду, но она очень мала и обратное меня больше не расстраивает. Все снова встало в изящный баланс, встроившись во всю остальную жизнь.
Если бы не хс, который принес много бесполезной усталости и забрал много драгоценного времени, эта перекошенность вылезла бы, наверное, в лучшем случае к Антропографии, в худшем - к Стражу. Так что вообще-то все славно вышло.

Из моментов волшебства - согласившись ехать к Виконту и купив билет в Прагу из Москвы я пожалела только об одном - что не успела погулять с Динкой. И через полчаса она вдруг позвонила и позвала пить вино в компании Мурзика и Кендера с сестрой.
Моей социальности все равно не хватило бы на слишком людный день рождения Сойера, так что камерно сидели до утра на кухне с гитарой (Клэптон, Болдырева и Маргулис), говорили обо всем, о ри и о музыке, пока за окном стремительно светало, и было хорошо и верно.

Ощущение, как будто давно не собиравшийся паззл, наконец, сложился.

---

Я не готова на сколь-нибудь связный пост, хотя волшебный концерт БГ, заныривать в Борхеса каждый раз как в первый, немного Александро-Невской лавры и много работы с деревом (не могу дождаться уже сентября наконец), о чем можно было бы, но хочу поговорить все равно.
Обрывочно и бессвязно про новости, исторические книжки, дачу и ри.

Вот, например, пока меня не было в городе, у Троицкого моста нашли четырехмесячную нерпу и выпустили в Финский залив. В то же время уже месяц не читаю "советских газет" и фейсбуков и бесконечно этому рада - нужное или ключевое все равно найдет меня самостоятельно - вот нерпа или господи прости, цирк с конями и твиттером.

Брать у историка книжку про Николая I в качестве чтива в поезде оказалось критической ошибкой, потому что книжку я неожиданно проглотила в два приема и теперь дайте еще пожалуйста, это же такой космос.
Всегда с некоторым ужасом относилась к истории, потому что, с одной стороны, неисчерпаемая и необозримая бездна бесконечности, с другой - как дилетант я не имею достаточного инструментария, чтобы хоть как-то выгребать из бездны текстов про бездну жизней наименее тронутые искажениями и пропагандой.

Время на даче дает мне самое важное - предельную концентрацию. с одной стороны, из минимума отвлекающих факторов, с другой, из привычки к образу мысли в привязке к месту. Уже много лет я приезжаю туда, как в личный монастырь - остановиться, осмыслить, дышать.

Ролевые игры очень дробят мое время и, объективно, скорее вредны в таком количестве (не говоря уже о тратах, которые за этот сезон сложились бы в хороший горный конный поход, например) но, боже мой, так невыносимо люблю играть, что ничего не могу с собой сделать. Пытаюсь найти в себе силы вот взять и не заявиться на Великую войну (потому что правда перегруз, потому что есть много другого прекрасного мира и хватит, просто хватит), но иудеи против римлян, вера и война, повстанцы и философия, радикалы и сопротивление, разговор о важном и вневременном и вот это все - ну как вообще. И ведь ни с чем даже не пересекается (Если честно, я бы, пожалуй, променяла не глядя на одну Великую войну и Маховик, и Антропографию, но а - кто ж знал б - никогда не снимаюсь с игр как ответственный котик).

В моем телефоне уже какое-то время новая карточка, и я до сих пор не закинула на нее ничего, кроме почти полных дискографий Аквариума и Баха. Вернее, "Страстей по Матфею", а бонусом - всего остального.
На самом деле иллюстрация всего, конечно.

---

Здравствуй, друг.

Мы по-прежнему живем в доме, чьи окна выходят на крыши центра, закаты и фейерверки с Петропавловки.

Вот уже месяц как я уволилась. Вокруг множество прекрасных людей, книг, игр и всякого прочего и, конечно, это становится уже невыносимым. Месяц - потолок времени, которое я могу провести без работы. Вернее, без чего-то крупного и важного, дел-то всегда хватает.

Сегодня на пути от метро к дому набрела на фестиваль Достоевского - что-то происходило в библиотеке, для людей были организованы разнообразные тематические развлечения (довольно недурно, кстати), а во дворике актеры "Особняка" читали отрывки из произведений. Хорошо читали, но больше всех мне запомнилась местная не очень трезвая бездомная, присевшая на стульчик с краю. В какой-то момент она, осмелев, попросила воздушный шарик у актрисы, которая с ними ходила и раздавала. Долго радостно с ним сидела, а потом отпустила в небо. Такого беспримесного, детского счастья, как на ее лице, пока она провожала его взглядом, я давно ни у кого не видела.

обвма кусок

Последние месяцы мне все сильнее кажется, что я не делаю чего-то очень важного, что могла бы. Я все чаще думаю, что мой самый важный талант на этой земле - давать тепло другим. Есть люди, которые рядом со мной и люди, которым я оказываюсь нужна - прожиточный минимум выдачи тепла. Есть упсальские дети, чудесные и славные, но в сущности, я считаю здесь себя скорее хорошим бонусом, чем необходимостью. Они и так растут среди хороших людей.

Я все чаще думаю о том, что сильнее прочих меня трогают бездомные люди и люди, которые подходят к границе смерти. Первые - не из-за бездомности, а из-за их изоляции, из-за мира вокруг них, который их старательно не замечает. Как жутью еще в школе тронул "Человек-ящик" Кобо Абэ. Как жутко было, когда несколько лет назад я держала уже окровавленную голову бездомного, упавшего в эпилептическов припадке посередине Невского, чтобы он совсем не расшибся и просила людей позвонить в скорую. И как толпа людей обходила стороной и шла мимо, не оборачиваясь, словно его невидимость перекинулась и на меня.

Все чаще я прихожу к мысли, что мне нужно это как-то реализовывать. Будем честны, волонтерство в детском хосписе всегда было для меня какой-то нереализованной, но очень родной и близкой тропинкой, одной из идеальных жизней. Впрочем, наравне с жизнью, где я все бросаю и иду учиться на краснодеревщика - а смотрите-ка.
На самом деле, мое стремление иногда ломается о какие-то очень смешные и нелепые барьеры. Например, до детского хосписа очень долго и неудобно ехать. Хотя дело конечно в том, что потребность пока не стала всепоглощающей.
Еще есть чудесная "Ночлежка", которая работает с бездомными. А еще есть много разных схожих, но совсем других путей, и это пугает меня больше всего. Потому что я конечно не наступаю ни на одну дорогу до тех пор, пока не уверена в данный час и данную минуту, что она наилучшая и честная. А еще на этом месте я всегда задаю себе вопрос - а почему именно умирающим детям? А не любым другим? С твоим-то отношением к жизни и смерти? А не позерство ли это часом, дорогая? И я не могу с точностью понять, откуда именно это мое полуинтуитивное стремление.

Ты знаешь, когда я думаю обо всем этом, я чувствую себя совершенно бестолковым человеком, потому что я все еще не там. Писать про все это очень стыдно.

В конце-концов, моя свобода всегда была в служении.

А еще у нас все еще цветет сирень.
А все это мое внутреннее колебание, в последние месяцы перешедшее из фоновой мечты в осязаемую потребность, рано или поздно чем-то разрешится. Так или иначе.

Иногда мне кажется, что я уже готова смириться с тем, что мой бесконечный поиск собственного места на этой земле так и останется только бесконечным поиском.

Береги себя,
Твоя ветер.

---

Хохо, у меня есть суперпафосная фотография с охоты!)



А еще новенький загранник, и, надеюсь, к концу недели будет не менее новенькая виза.
По итогам последних игр вот еще что - мне все еще трудно и очень нервно играть красивые сцены перед большим количеством игроков. Трудно было играть турнир перед зрительным залом. Трудно было играть видения перед всем лагерем. До десятка участников - уже вообще ок, как рыба в воде, несколько десятков - прям через внутренний барьер поначалу. Да и вообще получается не так огненно, как было бы при меньшем количестве людей. Хотя казалось бы, большую часть жизни на сцене.
Надо тренироваться, чо)

Поговорите со мной о джазовых клубах, кстати. Шляпа и Терминал стали уж слишком популярны (последний раз на джеме в Шляпе мне пришлось выйти по стеночке через минут десять, чтобы не потерять сознание от духоты). Хендрикс, Грибоедова, 7, JFC, Красный лис, что там у нас еще хорошего? Где танцуют?

Позасматривалась на расписание джазовой филармонии, но эй, джаз надо слушать в барах, это же всем известно!

---

Из бриллиантов души моей, еще с начала месяца.

Идешь вот пешком через центр и встречаешь подряд троих знакомых, третий - Сашка Когтев с высоченным деревянным жирафом в руках, который тут же ведет меня в свежезародившееся арт-пространство со студиями звукозаписи и этим всем - вроде Пушкинской, 10. Площадь Сахарова и прямо рядом с Университетом, но если бы меня не привели сюда за руку, никогда бы не нашла.
Ощущенчески до боли знакомая обстановка, дух не лофта, но питерского андеграунда, заспанный звуковик, который открывает нам дверь, лица, которые кажутся знакомыми, хотя скорее нет, чем да, деревянный потолок исторического здания. Мы говорим о технике и новом искусстве, и мне бы, конечно, давно пора по делам, но некоторые моменты стоят того, чтобы ненадолго замереть.

Или другое - всегда сложно возвращаться из других регионов с хороших игр с хорошими людьми. Потому что конечно же жаль оставлять всех этих чудесных так далеко - как так-то, кто все это придумал?

Но вот приезжаю, например, с "Охоты на Мессию", где играли чудной командой с Полем, Ри и Виконтом, там же и Женя, и Джесс, и Оками, а еще другие отличные ребята, с которыми познакомилась уже на игре.
Приезжаю, и в первый свободный день прихожу к Соне с Аланкуном. Тут же засыпаю на кушетке (примерно на фразе "нет, я не хочу спать, я хочу общаться), а когда просыпаюсь часа через два, Аланкун оборачивается и объявляет "Вот, а теперь будет песня для Кэти", берет гитару и играет "Путь на восток", мою любимую с последнего альбома Сплина. И дальше, Арефьеву и Ундервуд, и всякое славное из 2007го. "Видишь, как просто сделать человека счастливым". "Перестать его стебать на минуту?". Соня варит кофе, в верфи садится солнце и я думаю, что все это по-прежнему мой маяк.

Или как приезжаю с последнего Дурмстранга, где (в Екате, не на игре) еще и познакомилась лично с несколькими прекрасными, кого любила раньше только заочно, вся эта невыносимо чудесная и удивительно компактная тусовочка - очень грустно оставлять все это за несколько тысяч километров. А потом с кухни Оленьки прихожу на день рождения Сайлинсера - а там Академка полным составом, Саша и Динка, Петр и другие славные и любимые, мы поем Зимовье зверей, Джо Кокера, Адриана и Александра и многое другое, бесконечно шутим. Смотришь на всех вокруг и отпускает - смотри-ка, и тут все отлично, все как положено.

Тот, кто идёт в тайге – то гребец, то лыжник,
Если идут гуртом – не бывает лишних,
Жизнь научила всех не давить на ближних.

---

На самом деле я тоже готова вот про это "написать про то, про что обычно не пишу", тем более, что в обозрение здешних мест попадает довольно крошечная часть моей жизни. И тем более, что пока я лежу с ангиной.

Вообще же меня последнее время так удручает отсутствие точности и изящности изложения, что почти перестала писать (наверное, заметно).

Гости в мой дом без всяких вопросов приходят если с алкоголем - то только с сухим или полусухим красным. И это хорошо.
(Здесь конечно место для многих постов про города, игры, книги, кино и людей, но что-то нет).

Итак, изначальная формулировка.
У каждого есть темы, о которых он пишет в своём дневнике, и есть такие, о которых он не говорит.
Предложите мне написать о чём-нибудь, о чём я, как правило, молчу. И я, наверное, сделаю это.

---

Вернулась с охоты, что хочу сказать в двух словах.

Играть с ангиной в лесу в дождь, причем персонажа, который поет псалмы - unlocked.
Ехать на джипе со Славиком за рулем по бездорожью под отличный металл - огонь.
Отличный кастинг техов и игроков - бесценно.
Персонаж - мечта.

Теперь отсыпаться, пить теплое, держать ноги в сухом, переваривать впечатления, читать книжки.
Впервые дозрела до мысли, что хочу поездить игротехом на некоторые игры к некоторым мастерам.
Иногда чувствовала себя маленьким несокрушимым танком. То есть не просто как обычно, а несомненно будучи только проводником воли Божией. Бесценно. Лес и выходы, как и положено, были жуткими, видения - уместными, игроки - прекрасными, как тысяча рассветов.
Великая ведьма, за которой охотилась лично Эльза, осталась в живых, но теперь загнать ее будет только делом времени. В Ватикан, как мне рассказал Саша после окончания, папским агентом отправлено письмо с просьбой присмотреться к Эльзе на предмет признания ее святой. Персонаж - действительно мечта, хочу еще когда-нибудь потом вывезти куда-нибудь ее аналог. Меч на кресте, зло должно быть сожжено, ангел в недостроенном Кельнском соборе, вот это все.
Удивительным образом умудрилась опять не умереть, хотя как вообще.
Привезла люпинов, часть библиотеки и огромную любовь в сердце.

---

Еще немного про РИ и не только .

Я наверняка все же еще напишу отчет с хс (потому что история обретает окончательную ценность именно текстом), но пока все помыслы устремлены в завтрашний вечер, условную средневековую Германию и охоту на ведьм.

Вообще не представляю, как потянула бы сейчас сразу любую игру, кроме этой. Ничего так не ждала в этом сезоне, как "Охоту".
Практически дрим-роль: Эльза Вайс, помесь Жанны Д'Арк и сбежавшей принцессы из "Обыкновенного чуда", ясновидица, слышашая голос ангела, который ведет ее, чтобы обнажать меч на дьявольское отродье и творить чудеса. В ее истории конечно же есть Кельнский собор, искушение ведьмой и рука ангела, которая удержала на краю пропасти. Ее история - конечно же про бросить все ради огня Господня.

"Охота на Мессию" и "Охота на ведьм" здесь сплетаются в чудесный дуализм про те самые два пути - славить свет или сражаться с тьмой. Крест на запястье уже обратился в меч, иного пути нет и не будет, Господи, возьми меня орудием своим.

И я сама, конечно, умею в обе стороны, но моим любимым религиозным символом всегда был испанский меч на кресте.
Конечно, еще немного волнуюсь не справиться, но меня уже так захлестывает Эльзой Вайс, что никаких путей назад и только вперед.

Знаю, можно шутя упасть, выпить яд из хмельного кубка,
Знаю, как истощает страсть, как любовь способна лишить рассудка.
Знаю, как, подойдя к черте, осадить коней на крутом откосе,
Но владыку моих путей знает только тот, кто рожден под Осью.

___________________

22 июня, на Малой Садовой перешучиваются молодые ребята в военно-исторической форме.
Кажется, этот день тоже поразительным образом переползает в вереницу праздников.

Мне нечего сказать. Я второе поколение, внучка чудом выживших среди многих и многих погибших, но я все еще слишком во многом ребенок этой войны и блокады Ленинграда. С этим ничего не сделать.

---

В общем, я вернулась домой, через три дня у меня стремительно "Охота на ведьм" и я что-то пытаюсь с этим сделать.

По поводу поездки на хс испытываю сложносочиненные эмоции.
То есть, с одной стороны, очень здорово было выручить друзей и поиграть с ними, взаимодействие с Эржбеттой - сплошная любовь и непрекращающаяся ультимная легилименция, лекции Северуса были отличные, а Огдена - по меньшей мере очень любопытные, выполнить задание мастера Смерти было задорно и важно мировоззренчески, внезапно бесконечна любовь и ненависть к мастеру Гофману, Дурмстранг выиграл кубок, а моя Бьянка по личному зачету заняла второе место и первое среди наших, ну и разница в менталитетах была конечно огненная. И это был отчетливо важный кусок пути для Бьянки.

С другой, мне как не особо нравилось то, что я слышала про ХС, так и не слишком понравилось, когда я увидела это относительно изнутри (хотя конечно сказывалась диспозиция изначального отторжения нашей делегации). Опять же, все это не моя игра при всем огромном уважении к мг. И очень, очень длинная. Мне было бы ок обрезать ее на пару дней, если честно. Но в целом я получила примерно то, что ожидала.

В сухом остатке - бесконечное количество любви к нашему Дурмстрангу как к мг, миру и игре и лично к моим дорогим друзьям. Моря и океаны любви и благодарности и давайте же следующий семестр мне сюда.

Если бы я выбирала с этим послезнанием второй раз, ехать или не ехать, то при аналогичных обстоятельствах конечно поехала бы (смотри предыдущий абзац), но если бы была возможность послать кого-нибудь вместо меня - с удовольствием отказалась бы.

Но и это - отличный опыт)

---

по- прежнему не понимаю, зачем еду на хс, но хорошие мои окутывают меня такой любовью со всех сторон, что невозможно не сдаться)

---

с дачи

Когда я пролистываю записи двух, трех, четырех и пятилетней давности, мне всегда кажется, что я все уже написала. Хотя это неправда, потому что вода продолжает менять устье.

Я всегда любила физическую работу. До умопомрачения.
Мне становится от нее хорошо. Моему телу, моей голове, моему самовосприятию.
На даче я могла сутками не отходить от верстака, от косы (еще до триммера), от лопаты.
Меня восхищает материальность процесса и результата.

Но мне кончено нужно было закончить СПбГУ и не закончить Вагановку, побыть зазываемой в аспирантуры двух факультетов, отработать восемь лет педагогом и три - журналистом, получить достаточно признания и хороших предложений, чтобы успокоиться и пойти пилить свои деревяшечки.

Июнь вокруг выглядит, как середина мая - половина деревьев только развернули листья, а одуванчики начинают зацветать. В Летнем саду рассказывают, что именно такими были петербургские лета в XVIII веке - поздними, короткими и холодными. Меня устраивает все, моя лучшая температура горения +17, +10 тоже хорошо, но уже нужно прикрывать горло.

Нырять в пустой холодный пруд и плыть, плыть, тихо и без всплесков, чувствуя, как кожа покрывается мурашками, и вода усмиряет и концентрирует внутренний буйный жар.
Выходить спокойной и легкой, вне времени, и твой собственный космос укутывает плечи.

---

Мне очень неловко, но я вдруг внезапно вместо прогулок по московским улочкам еду 12го на ХС, и мои эмоции по этому поводу выглядят примерно как "ЧТО ВООБЩЕ"?
Собраться на недельную игру за час, йеху!

Но дорогих друзей, которым жизненно не хватает Коня, надо выручать, да и все обстоятельства сложились слишком красиво, чтобы я могла это проигнорировать. А еще за меня сдали взнос, но если бы не первый пункт - ноги бы моей не, потому что все, что я слышу о сериале (особенно последние годы) вызывает у меня только желание отойти подальше.

На Москву постараюсь выделить пару-тройку дней после: приезжаю 18го. Ну или раньше, если мне совсем не зайдет.

Котики, извините пожалуйста, я обязательно со всеми погуляю еще.
И, возможно, очень скоро.

---

И еще одна полудекларация)

Звезды сложились так, что я буду в Москве примерно с 11го примерно до 16го и готова отдавать все кармические долги дорогим друзьям, у которых не останавливалась вопреки зазываниям, или не находила времени погулять)
Я вполне готова каждую ночь останавливаться в новом доме, если так сложится.
Да простят меня все, кто едет на ХС, я не специально.

Хочу бесконечно гулять, ходить в славные музеи и иные места, традиционно помахать Рериху в музее Востока и идти куда идется.
11го буду скорее всего занята, другой конкретики пока нет.

А пока уехала на дачу, пить молоко, читать Борхеса, окунаться в ледяной пруд, искать белок, ходить босиком, слушать птиц, Рахманинова и Вивальди, писать тексты и вытачивать балясины.

Как-то так)

---

Здесь должен был быть пост про моих дорогих друзей и как попускаться после игр в других городах, про "Нелюбовь" Звягинцева, про Москву какой я ее люблю, про внезапно вынырнувшую память о 2010м и филфаке и еще пара (и я надеюсь, что хотя бы некоторые из них я все же напишу), но будет так.

Я уволилась и сегодня подала документы в колледж "Краснодеревец" на специальность "изготовитель художественных работ из дерева".

Понятия не имею, что из этого выйдет, но так радостно мне не было давно.

Ехать туда для меня - ровно что в другой город. На Гражданку, но близко от метро и можно идти заросшими деревьями дворами. В семи минутах живет Оленька, в четырех - Сайлинсер, недалеко Ленчик, где-то в пешей доступности, кажется, и Злата с Дисом (или нет?), маршрутка от стен колледжа везет напрямую к Уделке, где моя бабушка и бабушка Бачера, во дворах цветет сирень, вон там милая женщина продает фрукты, тот дом похож на цитадель, а тот - на аланкуновский Синдикат.
Я на скорую руку собираю новой этой местности каркас из своих цветных камушков, чтобы обживать и осваивать ее, как новый, чужой город.

Десять месяцев, по пять дней в неделю, с утра, ничего лишнего, только специальность и практика.
Дорогу осилит идущий)

---

На ночь - сказ про то, как я документы на загран подавала.

Героически пересилив себя, я проснулась половину восьмого, чтобы занять эту очередь в Едином центре на Текстильщиков, которую надо занимать минимум за полчаса до открытия. Уложилась как молодец (успев прогуляться через Таврик), уселась в ожидании на пол и занырнула в лекцию Юлианны Владимировны про латиноамериканскую литературу (Антропография все-таки скоро). Через час обнаружила, что конечно же встала не в ту очередь, а в нужной ловить что-то уже поздно.

Ладно. Вернулась домой, поела творог, пошла попытать счастья в своем УФМС. УФМС встретил меня наглухо зарешетченной нужной половиной здания и туманным "услуги временно не предоставляются". Но я упрямая и очень хотела закончить с этим сегодня, поэтому направилась в МФЦ.

МФЦ в моем любимом суровом "городском доме" с совами, где в последний раз я была много лет назад, встретил перерожденным внутри, светлым и удобным.
Конечно оказалось, что я проворонила ошибки в анкете, так что села ее переписывать, перешучиваясь периодически со служащими. Конечно, моя невнимательность не позволила так просто взять и сразу все переписать верно (а еще моя трудовая даже с одними только официальными местами работы похожа на фарш).

В итоге все закончилось тем, что в мою анкету самостоятельно вбивала данные одна девочка, оформляла документы другая, проверяла их обеих третья, дирижировала всеми девочка с ресепшена, а я аккуратно вырезала фотографии и пересыпала шутками процесс.
Мы расстались счастливыми и довольными друг другом, девочки очень просили не писать в книги отзывов, которую я немедленно откопала, как именно они мне помогали (вообще-то им этого всего делать нельзя) и ограничиться общими словами, не отказались от горсти леденцов и сияли лицами. Я считаю, эта светлая финалочка стоила итоговых 25 километров пешком, одного града и двух ливней.
Впрочем, ливни и сами чего угодно стоили)

---

Очень долго помогала собираться накануне родителям, да рассказывала параллельно про игру, так что давным-давно пропустила весь транспорт. Да и ладно, очень уж воздух ночью после дождя хорош, пошла пешком. И вдруг на Львином переулке, там, где всегда были наглухо забитые стены - огромные застекленные арки в небольшой уютный бар с кирпичными стенами и изразцами, но это все неважно, важно, что за стеклом сидит пианист, и так хорошо, живо и по-настоящему играет, что невозможно не остановиться.
На двери висит табличка "Закрыто", но люди внутри машут мне, приглашая внутрь, и я конечно захожу, потому что нельзя не зайти, когда так играют.

Я слушаю их истории и улыбаюсь, мне наливают хорошего красного вина, а пианисту - ягермейстер, мы говорим о джазе, Питере и поисках, и мальчик за инструментом творит какое-то фантастическое кружево даже из "Это все" ДДТ. Очень уютно и хорошо в месте, которое всю мою жизнь было забито досками. В последнем - особая прелесть, как будто попал в тайник.

"Город маленький - увидимся", отвечаю неизменное на "где меня можно найти", меня довозят до Малой Садовой, откуда уже пешком иду домой. Все это волшебство правильных мест, правильных людей и правильной музыки каждый раз удивляет, как в первый, и в то же время совершенно невозможно не доверять происходящему безгранично.


Ближайшие дни я отдаю кармические и материальные долги людям, дорогому Мирозданию и городу, так что если я вам что-то обещала и забыла, или вы чего-то давно от меня ждете - самое время об этом мне напомнить.
Слишком много любви, слишком)

---

32й: Охота на Мессию

.

Мир, как мы его знали, подходит к концу,
Мир, как мы его знали, и Бог с ним!
За последнюю тысячу лет мы постигли
Печальную часть наук,
Настало время заняться чем-то другим.

Сначала короткая история про то, как Кэти первый раз съездила играть блудницу.
В последний вечер, когда все собрались у нашего костра и всем было славно, я тихонько пошла в город - как обычно вылавливать людей со слишком сложными лицами, рассказывать истории и петь наши песни.
А когда я второй раз после этого вышла в город, два человека подошли ко мне и сказали, что после моих песен пошли и крестились.
Если быть точным, один только решился пока, но для красного словца так лучше звучит.

От игрока

А теперь по делу.
Когда Поль позвал меня играть нищенку в Иерусалим, куда вот-вот въедет на ослике Иисус, я точно знала, что очень хочу в этом участвовать, но совершенно не понимала, что мне там делать.
Играть в эдельвейсы очень трудно. Тем более в такие.
Будем честны, тонкое Евангелие на папиросной бумаге всегда лежит в моем рюкзаке уже лет пять.
Попасть в контекст, в фон великой истории. Услышать, как переламливается время, увидеть, как зарождается новое самосознание будущей европейской цивилизации. Просто побывать там.
Я читала Тору и тексты о Иерусалиме и с отчетливой ясностью понимала, что на самом деле я хочу только одного - быть там и любить всем сердцем великий город. Еще ни в одну игру я не приносила этой безусловной любви, любви к городу, стержня моей собственной жизни. Я не могу объяснить, почему, но на этот раз я была готова передоверить ее на три игровых дня Иерусалиму, в который скоро вступит Иисус.

Все, что потом наслаивалось на Ривку-нищенку - танцы и блуд, простоватая бесхитростность и трудная ее история - было только многими отражениями ее сердца - любви к Ершалаиму.

И покорил он меня уже в игре в первый же вечер, когда мы с братом Иовом вышли на ночные улицы и совершенно заблудились в домах и проулках. И пока мы петляли, вокруг нас будто и вправду поднял свои стены огромный, извилистый и многоголосый Ершалаим.

Дальше - от персонажа. Много, потому что хочу сохранить эту историю в себе.

Великий город

Светел великий город, бурлив, красив и разен, а я что - у меня есть бубен да песни с танцами, да братья мои - не по крови, но по сердцу. Под стенами Ершалаима горит не угасая наш костер, и вся слава великого города проходит сквозь него. Каждый получит хлеб, вино и песни - мы же нищие, и лишнего нам не надо. И три вопроса от моих слишком умных братьев. А я донесу тепло нашего костра до тех кто далеко и кто скорбен лицом - разговорами да песнями, танцем да стихами, простыми словами да теплыми руками. Пусть радуется великий город, пусть смех рассыпается поверх пролитых здесь слез.

Что же смущает вас в моем ремесле, путники да здешние - разве так плохо делать, что я делаю? Коли несчастлив иудей, коли плохо ему с женой его - куда пойдет он? Силой добывать тепло женское пойдет, множа горести, или к мужней деве пойдет, опорочив ее и супруга ее, или девушку невинную соблазнит, или к варварке пойдет вопреки завету Господа нашего? Так не лучше ли пойти к немужней и бесплодной, что за звонкую монету даст тепло телом и душой, и напомнит о Господе едином, да замолвит слово доброе? Что же смущаются здесь ваши речи? Бросьте, давайте лучше историю веселую расскажу...

Всем хорош канаим наш, друг новый, спасенный, пламенно его сердце и доброты в нем горстями черпать - не вычерпаешь. И хочет доброго дела для народа Израилева, скорбно и позорно быть нам под римской дланью варварской. Много худа успела я увидеть от них, чужие они в городе нашем, и тяжко мостовым от грузного доспеха. Но и этих исторгнет святая земля ханаанская, как по стеклу над пропастью ходят они здесь, и кажется мне, что я вижу, как трещины разбегаются из-под их ног.

Только вот братья мои Иов да Гестас слишком сложными путями загоняют мысли свои, души ими оборачивают, да сами путаются. Больно смотреть на то, как мечутся и ищут, и даже не понять нам с братом Дисмасом, чего же такого ищут, когда и так все на ладони, вот оно, бери да живи. Но не мы - те, кто поможет им, ищут они истины окрест, и тревожно нам и страшно, и кажется, что мы их теряем. И хотят Братья Дисмас и Гестас богатеть и становиться сильнее, и боюсь я, что мы их теряем.

Великая горечь

Кривляются римляне, смеясь над погибшим на кресте и богохульствуя, хотят осквернить святой город Ареной мерзостной, да вознеслись высоко в гордыне своей Ироды, от Господа все дальше. И наши священники творят странные вещи, так что брат Иов даже отказывается переступать храмовый порог. Но что же с того, все же Господь за ними, и вразумит Господь мудрых равви, не может и быть иначе. С первого моего детского горя хорошо я знаю, как коверкают Слово Господне, ступая не духу, но букве - а все же сияет оно через них ясным светом.

Пока снова ловлю я скорби по городу, да развеиваю, как умею, подхватывает меня под руку брат Иов да спрашивает тихо: "что ты думаешь про Арену?". "Сжечь бы ее к псам нечестивым", - честно отвечаю я, и быстро ведет меня под локоть брат мой в чей-то светлый дом. Люди в том доме спорят бесконечно и говорят разное, и договориться никак не могут, нет в них единства. Многие уходят, но оставшиеся решаются, а я вдруг останавливаюсь в смятении, в моей голове звучат многие голоса, что говорили со мной сегодня, и с которыми говорила я. Они слабы и неубедительны моей простой душе, но я ищу в своем сердце ненависть к иноземцам и вдруг не могу найти ее, одна только печаль в нем к бредущим во мраке без света Господня. Коли не держу я зла на мужчин иудейских, оступившихся на путь блуда, откуда возьму я зло на римлян, коим и не было дано Завета? И уже готова развернуться я, но вижу удаляющегося брата моего и знаю, что не могу бросить его сейчас, на пороге смерти, и иду следом. Иду уже не по ненависти, но по любви. После этого ничего уже не было прежним.

Я не успела понять, что было дальше, вдруг люди несутся рушить римский храм и наш друг-канаим бросается в самую гущу, чтобы защитить друзей от мечей римских легионеров, и поднимает меч на меч. Все свершилось без нас, так быстро и нелепо, и смелых и непокорных уводят римляне.

Будет просить за них народ иудейский, стоя на коленях, одни - перед римлянами, другие - перед Господом нашим, и иродиады будут стоять на коленях рядом с нами, и римляне из тех, что узрели свет Господень, и чужаки-варвары. И погибнут смелые и непокорные, погибнут с именем Господа на устах, и понесем мы их тела, и обретут они покой в земле ханаанской.

Ни слова не могу я вымолвить, пока плачут братья над мертвым телом друга нашего, ком стоит поперек горла. Только когда отходим мы, вспоминаю я о сыне его, так и не успели они встретиться. Так не узнал мальчик доблесть отца своего, и ударяюсь я в плач горький. Чьи-то руки обнимают меня, чьи-то губы шепчут слова утешения, но только одно может успокоить: сын должен узнать отца своего, хотя бы после смерти. Отговаривают меня люди, что знают мальчика, мытаря, отговаривает меня Ханна - без толку говорить с ним, глаза у него стеклянные. Но знаю я, не будет мне покоя, пока не достучусь до его сердца, где бы оно ни было. И буду говорить я с ним, долго и жарко, пока не дрогнет он и не смягчится лицо его. Все, что могу я сделать во имя памяти твоей, да не исторгнет больше сын твой тебя из сердца своего.

Мы надежно прячем в убежище зелотов мечи и вино, и знамя римского легиона, чтобы передать из друзьям погибшего.
Еще одно можем мы сделать во имя памяти - и выводит брат мой Дисмас стадо твое, чтобы овцы не остались без хозяина, и выходят следом львы из пустыни, количеством трое, и гибнет все стадо, и падают братья мои под ударами когтистых лап.

И кажется мне, что все дальше и дальше ускользают от нас братья наши Иов и Гестас, и хотят они учиться у тех, что пришел от неназываемого учителя, у тех, кто так предан ему, и которых я почти ненавижу за эту кражу сердец. Полнится чудесами и учителями земля иудейская, и нет им веры, и нет в них правды.

Великая радость

Невеселыми приходим мы к светлому празднику Песах, и невесело нам думать о том, что нужно искать чужой очаг, ведь дом наш - место у этой жаровни, здесь нам хорошо друг с другом, но нет в чистом поле косяка, который можно было бы помазать жертвенной кровью, как велел нам Господь. Может, упорные братья мои и заронили семена сомнений в мою душу, но Завет преступать - грех великий.

И мы идем в дом чужой, устраиваемся в углу, мне неуютно и неловко, и не хочется поднимать глаза, но я изо всех сил стараюсь радоваться, потому что Господь повелел радоваться в светлый день. И не могу я не думать о том, что наш погребенный друг сказал бы, что сейчас время петь и танцевать, но здесь не поют и не танцуют. И звучит новая молитва, странная и красивая, говорят, что она из уст того самого неназываемого учителя, и не нравится она мне потому, но в то же время - как хороша.

Зовут на службу, братья наши исчезают в темноте, чтобы явиться со словами - не чисты они и не знают, могут ли зайти в храм. С обидой великой говорим мы с Дисмасом - "Учителя своего спрашивайте", и спешим в храм. На самом деле нам так страшно, так страшно их потерять. Но там, на светлой службе вместе с древними словами Господь нисходит в сердце мое, и шепотом повторяю я каждую строчку святой Торы, и на глаза мои наворачиваются слезы радости - жив Господь и Он - здесь, с каждым из нас. Дрожит пламя свечей в темноте, и народ иудейский стоит за моей спиной, и все мы - у Господа на ладони.

Ровно что на крыльях вылетаю я из храма - ну и что, что мы не дома, главное, что все вместе, и будем мы вместе перед Господом в это ночь... Но подзывает нас друг и говорит, что братья наши ушли в пустыню.
И сердце обрывается, как песня на середине. Ушли, в святую ночь ушли от нас.

Изо всех своих сил я стараюсь радоваться, глотая слезы, чтобы радовался Господь. Танцую под чьи-то песни, сочиняю и пою песню на стихи о Иерусалиме, которые вдруг находят и отдают мне, держу брата за руки и слушаю историю нового друга - бывшего ессея с сияющими глазами. Поздно возвращаются братья, и возвращаются они к нам, и, вкусив жертвенного агнца, мы благодарим хозяев и идем домой, наконец-то домой. И братья наши говорят, что не покинут нас, что увидели в этом свое предназначение - в нашем костре и друг в друге, и мы будем нести добро и любовь, потому что мало на этой земле добра и любви.

Это на следующий день мы с братом Дисмасом проснемся больными, и страшные язвы покроют наши тела. И, пока заняты ессеи, исцелит нас Господь через Мариам, на которую я злилась не далее как накануне. И долго я буду ломать голову, пока не пойму, что это и есть наш с Дисмасом грех, за который покарал нас Господь - нелюбовь к тем, к кому повернулись сердца наших братьев. И буду я просить прощения у Мариам и каяться перед ней, и больше не будет обиды в моем сердце.

Что же, мы веселы и легки, и изобилие за нашим убогим столом - всего у нас в избытке, и вина, и хлебов, и животных, потому как милостив Господь и добры люди Ершалаима. Претит мне мысль о том, что мы не можем отдавать Господу нашему лучшее, и оставаться нищими, потому как никто из нас не хочет покидать наш мир. Но выход находится простым и правильным - мы будем платить Ему за тех, кто не может заплатить сам, и жертвы наши дойдут до Господа через других. И налоги заплатим за добрых людей, как платил за них когда-то Ирод, только не надо нам царства за это, и ничего не надо. Мытари и сами придут потом с дарами к нам - и пусть дальше пойдет их добро. Все лишнее будем раздавать нуждающимся, и оставим себе только четыре овцы - ведь столько мы с братом Дисмасом можем унести на плечах, когда приходят львы.

И в шаббат, когда слишком много вокруг станет суеты, мы вместе с нашими гостями уйдем в пустыню, петь песни, пить вино и радоваться Господу, только изо всех своих малых сил я буду молиться все это время за великий город Ершалаим, что остался за нашими плечами.

Велик Господь, и понимаю я, что больше не буду из двух зол выбирать меньшее, и хватит сил во мне, чтобы из двух зол выбрать добро, а танцы, песни и истории мои останутся при мне, чтобы множить любовь и радости в великом городе.

И крестит водой меня и брата Гестаса друг наш Иаков под высоким небом Ершалаима - недостойна я взгляда Твоего, Господи, и оступаюсь я и слаб мой дух, но наставь меня, ибо Ты велик.

Ну а мы молодцы).


И напоследок.
Магии игры было очень много, ведрами можно было черпать, но одно меня совсем покорило. В утро последнего дня я обнаружила, что у меня на запястье - там, где обычно циферблат от часов - откуда-то взялась крупные, аккуратные и отчетливые царапины в виде креста. Тех самых пропорций. И с мелкими у подножия его, будто обрисовывающими холм. Дальше эти царапины становилась только ярче, до сих пор на руке сияют.
Больше ни одной царапины на мне не было.

И конечно песни ^^

Пусть будут две, мои любимые.
Очень радостно знать, что приложила руку к их созданию)

На мотив "Говорят, мы бяки-буки" из Бременских музыкантов

Говорят, мы иудеи, очень любит нас земля
Дайте что ли Машиаха, чтобы было все не зря.

Ой ля-ля, ой-ля-ля, чтобы было все не зря
Ой ля-ля, ой-ля-ля, шалом!

Пусть про дальнюю дорогу у жаровни мне споют
Машиахов было много, а я ближнего люблю
Ой, лю-лю, ой, лю-лю, а я ближнего люблю
Ой, лю-лю, ой, лю-лю, шалом!

На мотив "На горе стоял казак"

На горе стоял пророк, Господу молился,
За свободу, за народ низко поклонился.

Ой-ся ты ой-ся, Господа побойся,
Если сильно нагрешил, ты побеспокойся.

А еще просил пророк счастья для народа
Будет счастье на земле, будет и свобода.

Ой-ся ты ой-ся, Господа не бойся,
Очень любит он тебя, ты не беспокойся!

---

Мое сердце переполнено любовью после волшебной игры, поздней московской весны, двух гроз и цветущего Коломенского, тем не менее, я думаю о том, чтобы все-таки посмотреть "Нелюбовь" Звягинцева.

И даже не представляю, кого вообще имеет смысл звать в компанию на такое кино.
Кто-нибудь собирается?